Неизвестно, чем закончилась бы эта новая война, неизбежное следствие Варфоломеевской ночи, если бы стараниям и Екатерины Медичи ей не удалось уговорить поляков посадить к ним на трон своего сына, Генриха Анжуйского.

Узнав об этом, брат короля в июне 1573 года немедленно снял осаду, подписал мирный договор с гугенотами и спешно со всем войском отправился обратно в Париж. Теперь он был польским королем и ему было не до Ла-Рошели.

Но это уже тема другой повести.

Что же до наших друзей, то дней десять спустя они покинули Париж и по примеру своих собратьев отправились в Ла-Рошель. Однако, подъехав к ее стенам, обнаружили сильные отряды католиков на подступах к городу. Это было не королевское войско, возможно, то были местные отряды губернаторов соседних провинций; искать с ними стычки было безнадежным делом, и все трое повернули к замку герцогини Д'Этамп, стоявшему близ Пуатье. И вовремя, потому что через несколько дней те же отряды подошли к стенам замка и окружили его, пытаясь выбить оттуда гугенотов числом две сотни человек.

Началась осада, такая же, как и других замков и городов. В ноябре под стены Ла-Рошели прибыло королевское войско с герцогом Анжуйским во главе; отряды католиков, видя такой оборот дела, отправились искать приключений в другом месте, и часть их пришла на подмогу осаждавшим жилище герцогини Д'Этамп. Осажденные заперлись наглухо в стенах и отражали недружные и немногочисленные штурмы, предпринимаемые католиками.

Герцогиня же очень обрадовалась, увидев всех троих живыми и невредимыми, но весьма опечалилась, узнав о том количестве ранений, которые получил каждый из них. Когда же ей довелось услышать невеселый рассказ об ужасах Варфоломеевской ночи в Париже, она плакала навзрыд и призывала проклятия на головы убийц и зачинщиков этого гнусного злодеяния, коими не без оснований считала партию Гизов и Екатерину Медичи, от которой она ничего иного и не ожидала.

А пока она стала для них доброй сиделкой и любящей матерью. У нее они и стали жить, залечивая раны и дыша здоровым и бодрящим воздухом, текущим с гор, который вливал и них новые силы для будущей борьбы с врагами.

Итак, чем же закончился для Франции 1572 год? Королевское войско, состоявшее как из папистов, так и из обращенных в римско-апостольскую веру гугенотов стояло под стенами Ла-Рошели. Банды католиков рыскали по стране и где только можно расправлялись с протестантами. Друзья наши находились за стенами замка герцогини Д'Этамп, где, кстати, была и дочь Лесдигьера Луиза вместе со своей воспитательницей. А король Карл IX разъезжал по всей Франции, и в таких крупных городах, как Байонна, Блуа и Бар-ле-Дюк, давал увеселительные представления и устраивал пышные приемы, стараясь тем самым погасить недовольство у местного дворянства, вызванное недавними репрессиями против гугенотов.

Но это еще не все. Меры эти были вызваны острой необходимостью, и если уж не сам король, то его мать прекрасно понимала это. Дело в том, что гугеноты затворились в своих городах Сансере, Ниме, Монтобане, Обене, Прива, Монпелье и других и благодаря действиям синода, пасторы которого возглавили их партию, устроили настоящее собственное государство на юге Франции. Таким образом плоды, которые мечтали пожинать католики после Варфоломеевской ночи, оказались совсем не теми, которыми им представлялись. Вышло все наоборот, гугеноты не пришли к покорности, а выступили против двора, что привело в конечном итоге к пятой гражданской войне три года спустя. Нынешняя же война дала начало второму периоду гражданских войн, который отличался от первого тем, что речь теперь не шла о том, чтобы править от имени короля, взяв его под свою опеку. Свержение неугодной династии — вот какой лозунг избрали для себя восставшие. А поскольку они оставались в меньшинстве и прекрасно понимали это, то дворяне и создали на юге страны свое государство.

Но, вопреки утраченной надежде на выполнение их требований, король, понимавший, насколько серьезным становится положение, пошел на уступки: кроме того, что, признавая преступлением ужасы Варфоломеевской ночи, он позволил повстанцам свободно исповедовать их религию везде, кроме Парижа и близлежащих городов. Решение было обнародовано на съезде в Мило, в конце 1573 года при согласии большинства католиков, опасавшихся, что гугеноты устроят реванш за ночь святого Варфоломея.

Но это будет еще не скоро, сообщению об этом будет отведено место на последних страницах этой части. А пока вернемся к тому, что королевское войско осаждало Ла-Рошель. Узнав об этом, Лесдигьер, Шомберг и Матиньон вознамерились пробраться в крепость и помочь осажденным, но Анна Д'Этамп отговорила их, указав на небезопасность такого путешествия, на невозможность проникновения в осажденный со всех сторон город, на огромный риск, связанный с их отъездом из замка и, наконец, на необходимость присутствия всех троих в ее доме в качестве защитников. Поэтому они решили остаться и держать оборону жилища герцогини. Надо сказать, это вполне удавалось. Дворянам и солдатам помогала вся прислуга, которая со стен старинного замка бросала на головы идущих на приступ католиков камни, лила кипяток и горячую смолу — ну точь-в-точь как это делали века три-четыре тому назад. А так как оружия у герцогини в доме было предостаточно, да к тому же имелись еще и пушки с ядрами, то гугеноты не особенно беспокоились за штурм их крепости, на который католики шли, надо сказать, без особого энтузиазма, ибо ряды их с каждым днем таяли. Все же защитники замка не теряли бдительности и зорко охраняли ворота, которые противник мог поразить ударами ядер (но пока пушек у католиков не видно было), благодаря чему все приступы были благополучно отбиты и доходило даже до того, что осажденные предпринимали удачные вылазки в стан врага.

И вдруг в один прекрасный день все неожиданно закончилось, к позору осаждающих и к радости осажденных: католики торопливо свернули лагерь и, бряцая оружием и посылая проклятия в адрес гугенотов, убрались восвояси. Защитники замка в растерянности глядели им вслед, недоумевая, и подозревая, что это — уловка врага с тем, чтобы выманить их из замка и, окружив на равнине, сходу перебить; или же они ушли за подкреплением, а заодно и за продовольственными припасами, которые у них давно кончились и достать которые во всей округе было негде. Что поделаешь, это — неизбежное следствие всех войн, несущих смерть, голод и разруху, как для воюющих, так и для мирных жителей, проживающих в районах боевых действий.

Все выяснилось спустя несколько дней, когда однажды к замку подъехал одинокий всадник, по виду дворянин, и стал колотить кулаками в ворота. В башенке слева открылось зарешеченное окошко, и кто-то довольно грубым голосом спросил:

— Чего надо?

— Открывай, бездельник, с тобой разговаривает дворянин! — послышался такой же недружелюбный голос снизу.

— Откуда я знаю, быть может, ты переодетый шпион? — отозвался стражник.

— Я не шпион, я протестант и зовут меня Агриппа Д'Обинье. Передай это твоей госпоже и тем, кто ее окружает, полагаю, мое имя должно быть известно гугенотам. Знает же кто-нибудь, черт возьми, в этой стране имя участника сражений при Жарнаке, Понсе, Жазнейе и Рошабейле!