Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евангелина Воробьева…
Геля…
- Ты видел фотографии пропавших девушек? – спросила я у Руслана и в ответ получила самодовольную ухмылку. Значит, видел. – Все блондинки хрупкого телосложения, ведь так?
- Я всегда говорил, что в тебе пропадает отличный следак, - было мне ответом.
- Думаю, это Гусь убивал тех девушек. Не знаю, как на счет Гели Воробьевой и Ирины Королевой, но с остальными расправился он.
- Воробышек, ты же понимаешь, что спустя столько лет шансы доказать что-либо практически равны нулю. И потом, откуда такая уверенность?
- Сам говоришь, следак во мне пропадает! – огрызнулась я, - Рус, Гусь – извращенец! Посмотри на меня! Я же типичная жертва! Тощая блондинка. Он захотел меня с первого взгляда! Он режет меня ножом и получает от этого удовольствие. И жива я до сих пор только потому, что чудесным образом умею терпеть боль. Это же классический результат психотравмы и травмы головы. Ты бы видел, что у Гуся в штанах, там… там без слез не взглянешь! Да ты бы сам свихнулся!
- Ладно-ладно, не горячись! А как ты объяснишь, что убийства прекратились, как только Герасима упекли в дурку?
- Ой, Суворов, не разочаровывай меня! Гусь не идиот! И потом, если перестали пропадать местные блондинки, это еще не значит, что убийства прекратились! Думаю, он просто сменил тактику. И не последнюю роль сыграл в этом гребаный Шелковый Этап. Уж из рабынь можно выбрать идеальную жертву.
- И где искать тела?
- Не знаю… Может, их вместе с живым товаром переправляли заграницу. Надо узнать, о неопознанных телах девушек, найденных в странах ближнего зарубежья за последние лет десять.
- Ты сдурела? Кто нам даст такие данные.
- Нам, может, и не дадут. А папе твоему вполне. Нам нужны тела. Нужны доказательства.
- Ев, по сути у нас нет ничего для предъявления хоть какого-либо обвинения. Даже твои раны нанесены по большому счету с твоего согласия. И да, Гусь этот не дурак. И сможет доказать, что все у вас было по обоюдному согласию. А больше у нас ничего нет!
Я злилась. Понимала, что Руслан прав. И все равно злилась. Должен же он был где-то проколоться!
- А в то время, когда поймали Герасима, Гусь уже был начальником таможни?
- Нет. Он тогда вышел на военную пенсию, был каким-то служащим на посту контроля и досмотра. В гору карьера Гуся пошла позже.
- Значит, первые семь жертв должны быть где-то в Заречном. Здесь недалеко есть братская могила со времен Великой Отечественной. Лет десять назад она была реставрирована. Я слышала, что Гусь был одним из меценатов, спонсировал восстановление памятника и контролировал все рабочие процессы. А еще слышала, что фундамент не трогали, поменяв только стелу. Может, он там их и закапывал. Целыми или по частям…
- Ев, мне кажется, ты сходишь с ума. Потерпи еще немного, мелкая, мы вытащим тебя из этого ада!
Суворов, словно неуклюжий медведь, сдавил меня в неловких объятиях. Такая близость нам не свойственна. Мы всегда относились друг к другу скорее как соперники на соревнованиях. С уважением, но без всяких нежностей и розовых соплей. Подначивали, дразнили, ехидничали, но все же присматривали друг за другом, и как-то по-своему любили и дорожили.
Наверное, я могла бы даже назвать Суворова другом.
- Так, хватит сюсюкать! – зашипела на нас дикой кошкой Жасмин, - приехал кто-то!
Твою дивизию!
ЕГОР
Твою ж мать, свадьба!
Отъехав от дома на пару километров, я чересчур резко притормозил у обочины. Нервы ни к черту. Даже руки трясутся от злости!
А она молодец! Лихо обработала и отца, и меня. Он готовит свадьбу, я подыхаю от тупой ревности, а Ева тихо ведет свою игру.
Как идиот повелся на искренность ее эмоций. Актриса, блядь. И, как видно, не я один!
Заглушив мотор, я закрыл глаза и вспомнил, как ночью столкнулся с отцом в коридоре.
С невероятно довольным и умиротворенным лицом он шагнул в темный коридор, едва не столкнувшись со мной нос к носу. На нем были лишь домашние мягкие хлопковые брюки. На покрытой темной порослью груди четко прорисовывались рельефы мышц. На животе хорошо угадывались некогда упругие кубики. Руки сильные, с жилистыми запястьями, переплетенными тугими венами. Легкая седина в аккуратной стрижке, лихорадочный блеск в глазах…
Впервые я рассматривал отца, как соперника. Отмечая привлекательные черты, на которые непременно обратил бы внимание на месте Евы. Мысли о том, что происходило между ними все это время за закрытыми дверями, собственно говоря, и не дали мне спокойно уснуть.
К слову, стоит отметить, что и взгляд отца был точным отражением моего собственного. Изучающий. Скользящий. Внимательный. Оценивающий. Цепкий. Не отеческий абсолютно. Проницательный. Однако, он легко смахнул с лица конкурентное выражение, сменив его на широкую открытую улыбку. Такую улыбку отец многие годы посвящал лишь мне.
- Как хороши ночи, когда в твоей постели горячая и такая отзывчивая на ласку страстная кошечка, - мечтательно улыбается отец. Его слова, словно нож, бьют точно в мое сердце, а фантазия дорисовывает остальную картину. Такое чувство, что я сам проворачиваю на сто восемьдесят градусов холодную сталь острого лезвия.
- Разве для этого обязательно жениться? – стараюсь говорить ровно, хотя внутри кипящая лава, готовая вырваться наружу испепеляющим все вокруг фонтаном.
- О, сынок, на женщине стоит жениться даже за меньшее. Хотя бы, скажем, за рот…
- Рот? – прикидываюсь я идиотом, вот только бушующая лава растекается по венам, сжигая меня заживо.
- Рот…который умеет вовремя молчать, вовремя говорить, вовремя ласкать… Ты еще очень молод, но уже вполне мужчина, так что можно откровенно, ведь так? Так вот, поверь на слово – умение правильно пользоваться собственным ртом, можно считать самым важным талантом у женщины. Можно быть не первой красавицей, не уметь готовить, не иметь образования, но способность в нужный момент захлопывать свой прелестный ротик, ну и, конечно же, сосать – с лихвой перекрывает такие недостатки.
Я не знаю, что ответить на отцовскую тираду. Впервые мы ведем подобного рода диалог. Мне даже кажется, что мужчина напротив абсолютно чужой и незнакомый человек. Вениамин Гусь, которого знаю я, никогда не стал бы обсуждать оральные таланты не то что своей избранницы, а в целом не поднял подобную тему. Это все ниже его достоинства.
Невпопад киваю, не в силах вымолвить ни звука. Если до этого момента еще была мизерная мечта о том, что Ева удостаивала подобной ласки только меня, то теперь эти грезы безнадежно разбиты.
Не только меня.
Ловлю себя на мысли, что лишь с малышкой Арент я прочувствовал всю интимность, всю уязвимость и чувствительность близости подобного рода. До того, как ощутил ее неумелые, но такие жадные и пылкие ласки, никогда не задумывался о том, что оральный секс, особенно самый первый, требует уникального доверия к партнеру. Разве просто впервые опуститься на колени перед человеком, чтобы губами, языком, дыханием ласкать в сокровенных местах, не чувствуя при этом унижения, оскорбления, обиды? Разве получится с первым встречным чувствовать себя на равных, даже когда подчиняешься, когда твои волосы сгребли в охапку, чтобы взять рот глубже, быстрее, грубее? Разве можно получить личное удовольствие, доводя до экстаза партнера, к которому по большому счету ничего не испытываешь?