дыхание, вытер потный лоб. Мы стояли на краю провала, поросшего лесом. Что было внизу — разглядеть невозможно из-за переплетения ветвей и густой листвы.

Спутник присел, пошарил под корнями дерева и вытащил две веревки. Они были привязаны к стволу, перекручены надежными, даже на первый взгляд, узлами.

Тихо звякают карабины.

— Спускался когда-нибудь? — спрашивает он, показывая снаряжение для скалолазания.

Его фраза на «высоком бэйцзинском» звучит гораздо вежливее, что-то типа «не составит ли для вас трудности воспользоваться этим?» Но смысл один и тот же.

— Справлюсь, — отвечаю я кратко.

Он берется за свою веревку и первым прыгает вниз. Я следом. Полет-скольжение по синтетической струне всколыхнул давние воспоминания. Пара метров почти свободного падения, краткий рывок остановки, оттолкнуться ногами от склона и снова вниз. Ветер омывает лицо и остужает тело.

Несколько минут чистого восторга. Я и забыл, что реальность может дарить столько удовольствия.

Проводник ждал меня внизу, на берегу неширокой темной реки, стиснутой высокими горами.

Мы отправились дальше.

На этом отрезке вода была медленной и сонной. Но уверен, чуть дальше, как всегда в горной местности, шумит на перекатах и брызжет белой пеной.

Берег оказался засыпан мелкой галькой, но иногда у самого водного потока виднелись полосы серого песка. Вдыхая свежий запах, я подумал, как хорошо было бы окунуться, смыть пот и грязь, но спутник, не задерживаясь, шагал вперед к лишь ему известной цели.

Река стала шире, горы отодвинулись, впуская яркие лучи, те заиграли на гладкой поверхности, на мокрых валунах. Я прищурился от этого блеска, обратил внимание, что солнце заметно сместилось. Вторая половина дня.

На кромке небольшой заводи стояла узкая лодка с низкими бортами. У нее было мало общего с классической бэйцзинской и с баннгокской «длиннохвостой», скорее, маленькое каноэ.

Проводник жестом велел мне забираться первым, легко толкнул борт и запрыгнул сам. Я сел ближе к носу. Спутник поднял весло. Лодка легко заскользила вдоль скал, и я увидел, наконец, то место, куда мы плывем: высокий провал пещеры.

Неровный свод своей тенью заслонил небо, а потом и вовсе заменил его. Некоторое время мы, покачиваясь, двигались в полосе света, падающего снаружи, а потом тень сгустилась, бэйцзинец включил фонарь и передал его мне, освещать путь в подземной тьме.

Здесь было очень тихо, лишь мягкий плеск, редкое хрустальное пение капель, срывающихся с большой высоты. Каждый звук отдавался гулким эхом. Луч света выхватывал каменные наросты на стенах, напоминающие то голову дракона, то летучую мышь, то фигуру в белых одеждах. Вода промыла в горах множество проходов и мой спутник, не раздумывая, выбирал нужные подземные протоки.

За моей спиной прозвучало:

— Пригасите свет.

Я выключил фонарь и услышал над головой тихий писк, поскрипывание, шелест.

Летучие мыши.

Судя по бесконечному шороху, целая колония.

— Теперь включайте.

После темноты луч показался очень ярким, антрацитовая вода и угольно-маслянистые скалы били по глазам контрастно-черным.

Сколько раз бывал здесь мой спутник, если ориентируется так легко?

— Куда ведут эти пещеры?

— Гора насквозь, — сказал проводник и, вновь погрузив весло в воду, направил каноэ в один из трех каналов, выбрав самый узкий.

Не удивлюсь, если по этим путям возят контрабанду. Искать тут кого-то можно годами…

Мы плыли долго.

Своды начали постепенно сдвигаться. Теперь лодка почти касалась бортами скалы. Свет фонаря выхватывал смятые трещины в камне, проблеск тонких полосок каких-то минералов… Здесь должно быть холодно, сыро, как и во всей остальной подземной пещере, но мне вдруг стало душно и я ощутил жар, постепенно приливающий к голове.

Потолок снизился, мои волосы коснулись камня. Я повел лучом фонаря, стараясь охватить как можно большее пространство, чтобы понять, расширяется ли тоннель дальше. Но нет, он только сужался.

Бэйцзинец с легким стуком положил весло на дно. Теперь лодка скользила сама, увлекаемая течением воды. Гранитный свод сделался еще ниже, сидеть стало возможно лишь согнувшись.

— Надо лечь, — произнес спутник.

Он опустился на дно, и я поспешил сползти следом.

Борта царапали о камни с боков и сверху, иногда движение замедлялось и мне стало казаться, что лодка сейчас застрянет, стиснутая со всех сторон. Сверху навалилась многотонная глыба горы, снизу лежало ледяное непроглядное озеро. Замкнутое пространство давило со всех сторон.

Мне перестало хватать воздуха. Фонарь начал гаснуть. Шпангоуты утлого суденышка впились в ребра… Нужно дышать. Вдох-выдох… еще один вдох и снова выдох. Что может быть проще, но я забыл, как это делается. И прежде, чем паника накрыла с головой, мое запястье крепко сжали чьи-то пальцы.

Я резко выдохнул… и провалился в пустоту.

Я стоял на самом краю безграничного пространства, наполненного ветром. Здесь было очень много воздуха и света.

Легкие, смятые словно два бумажных комка, расправлялись, наполняясь кислородом. Первые мгновения я жадно глотал его, ни о чем не думая, не вспоминая, не анализируя. Просто дышал.

За моей спиной стоял кто-то, я хотел обернуться, чтобы посмотреть на него, но не смог. Первая безумная жажда прошла, и теперь я наслаждался запахом снега далеких гор, густым ароматом луговых цветов со склонов, легким привкусом смолы и хвои… молодой хвои лиственниц…

Тяжесть, сдавившая голову, ушла, сердце билось ровно. Приступ клаустрофобии, навалившийся в горе, стал казаться далеким и нереальным. Мысли о замкнутом пространстве больше не вызывали смятения. Создавалось впечатление что ветер, гуляющий на этих высотах, начисто стер из меня давний страх. Я почувствовал себя абсолютно свободным.

И, купаясь в этом нереально-прекрасном ощущении, открыл глаза. Лодка, по-прежнему, скользила по воде, но потолок потерялся где-то в вышине и раздвинулись стены. Фонарь не горел, но тьма больше не была холодно-непроглядной. Впереди шумела птичьими и звериными голосами, плескала волнами и шелестела листьями настоящая, живая ночь.

Каноэ выплывало из пещеры.

Я оглянулся на проводника, неспешно опускающего весло в воду то с правого, то с левого борта размеренными, плавными движениями. Кто он? Погрузил меня в сон, значит сновидящий. Погрузил в сон очень быстро, значит сильный и опытный сновидящий. Но откуда узнал про мою боязнь замкнутого пространства? И как понял, чем ее лучше лечить?

Весло тихо стукнуло о край борта, видимый лишь черным силуэтом спутник усмехнулся и произнес на чистейшем койне:

— Ты сейчас во мне дыру взглядом прожжешь, Аметист.

Способность дышать снова на мгновение покинула меня. Я думал, что меня нечем поразить и вот снова сижу в ошеломлении. Теперь, в темноте, когда до предела обостряется слух, я понял, что голос прежний…

— Это все еще сон?

Весло поднялось над