К осени 1964 года Хрущев просто-напросто третировал министра. Видимо, в это время предвзятое отношение к Громыко было уже не только рефлексом на несхожесть темпераментов и менталитета: вынашивались намерения продвинуть в руководители дипломатического ведомства родственника Первого секретаря ЦК КПСС. Останься Хрущев самодержцем на несколько месяцев дольше, пост министра иностранных дел достался бы его зятю А.И. Аджубею, а его предшественника опять отправили бы послом, как при Вышинском. Не случайно во время Карибского кризиса 1962 года Хрущев поручил вести сложные переговоры с американцами не Громыко, а В.В. Кузнецову.

Л. Млечин в своей книге «МИД. Министры иностранных дел. Романтики и циники» пишет: «Рассказывают, будто Хрущева отговаривали делать Громыко министром, отзывались о нем неважно: безынициативный, дубоватый. Но Никита Сергеевич внешней политикой намеревался заниматься сам и отмахнулся от возражений: «Политику определяет ЦК. Да вы на этот пост хоть председателя колхоза назначьте, он такую же линию станет проводит ь».

Отец отмечал, что Хрущев не упускал случая поддразнить Громыко, постоянно называя сухарем-бюрократом, и говорил своему окружению: «Вы только посмотрите, как молодо выглядит Андрей Андреевич! Ни одного седого волоска. Сразу видно, что он сидит себе в своем уютном закутке и чаек попивает».

Эти выпады не доставляли Громыко ни малейшего удовольствия, но он всегда умудрялся выдавить улыбку.

Кстати, когда Хрущев стучал кулаком, а затем сандалией на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Громыко также отчаянно барабанил по столу. Потом он стал отрицать этот факт, но иностранные корреспонденты засняли данное действие, и имеются соответствующие фотографии и кинокадры.

Фалин пишет, что люди есть люди. Сотрудникам МИДа приходилось принимать на себя функцию громоотвода, когда уязвленный Громыко искал выход своему раздражению. Разряды, естественно, чаще всего били по тем, кто был рядом. Резко, наотмашь, несправедливо. В результате министр потерял А.М. Александрова-Агентова, затем А.И. Блатова и других достойных людей.

Первым этапом своего выдвижения Громыко был обязан сталинской повальной чистке, которая вымела из всех учреждений, в том числе из МИДа, первое послереволюционное поколение служащих. Он последовательно занимал места тех, кто сделался жертвой массовых расстрелов или был обречен на медленное умирание в концлагерях. Освободившиеся должности в те времена приходилось замещать кем попало, и на фоне многих посредственностей Громыко не мог не выделяться. Он был не просто послушным и дисциплинированным работником, но и вдобавок к этому интеллигентен, образован, сообразителен и трудолюбив. Правда, ему недоставало опыта дипломатической работы.

В 1948 году Громыко был назначен первым заместителем Б.М. Молотова, но в 1952 году министром иностранных дел стал А.Я. Вышинский. Отец вспоминал в своей книге, как этот опытный инквизитор нашел способ подорвать безупречную репутацию своего первого зама. Собственно говоря, Громыко сам вырыл себе яму. Относительно скромный в личной жизни, он тем не менее на сей раз совершил нехарактерный для себя поступок, который можно было расценить как злоупотребление служебным положением. По настоянию жены, Лидии Дмитриевны, он привлек министерских рабочих к строительству личной дачи и заодно воспользовался фондами стройматериалов, выделенными МИДом. В подмосковном пригороде Внуково для него построили уютный кирпичный дом. Вышинский, узнав о строительстве дачи, добился того, чтобы Громыко вынесли выговор по партийной линии и отправили послом в Лондон. Вместо Громыко первым заместителем Вышинского тогда назначили Я.А. Малика (и не случайно), который был весьма доволен своим назначением и отправкой конкурента в «ссылку» в Лондон.

Отец также воспользовался в 1970 году мидовскими мастерами-краснодеревщиками при ремонте своей квартиры на Фрунзенской набережной. Однако он платил им за работу 10 рублей в час (в те времена это были приличные деньги, ибо в день два мастера получали больше средней месячной зарплаты по стране). Кроме того, отец выплачивал и за материалы двойную цену. В результате ремонт обошелся в 25 тысяч рублей (по тем временам огромная сумма). Кроме того, мастера ухитрились украсть одну коробку с вещами, привезенными из Нью-Йорка (одна из комнат нашей квартиры была ими заставлена до потолка). Однако им не повезло — там были в основном вешалки и хозяйственные вещи.

Во времена Хрущева Громыко принял важное для своей карьеры решение. Он всячески опекал Л.И. Брежнева, занявшего при Хрущеве чисто декоративный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Многим из окружающих, писал отец, Брежнев представлялся бесцветным, заурядным партийным карьеристом. А Громыко и на этот раз не изменили чутье и удача. Когда Брежнев готовился к встречам с руководителями зарубежных стран и нуждался в помощи, его всякий раз выручал министр иностранных дел.

В целом у Громыко был потрясающий нюх, он всегда безошибочно угадывал завтрашнего победителя в скромном товарище по Политбюро ЦК КПСС.

Александров-Агентов отмечает, что взаимоотношения Громыко с Брежневым с самого начала сложились значительно более благоприятно, чем с его предшественниками. Громыко был с Брежневым, еще до его прихода к руководству, на дружеской ноге. Кроме того, Брежнев, особенно в первые годы, отнюдь не претендовал на роль непререкаемого авторитета во внешней политике, охотно признавал свою неопытность в этой сфере и был всегда внимателен к мнению и советам такого опытного дипломата, как Громыко. Несмотря на различие характеров и темперамента, они чувствовали себя друг с другом хорошо и работали слаженно, хотя Брежнев, как и Хрущев, временами ворчал по поводу излишнего формализма Громыко.

Бывший первый заместитель министра иностранных дел Г.М. Корниенко вспоминал о Громыко следующее: «Меня часто спрашивают, трудно ли было работать с Громыко. Я обычно отвечаю, что нелегко, но добавляю, что по-настоящему трудно было работать с ним двум категориям людей — тугодумам и словоблудам… Он не терпел краснобайства, верхоглядства, приблизительности в анализе того или иного вопроса. Был очень требователен, не прощал недобросовестности, но был справедлив». Интересно, что Громыко боялся прослушивания со стороны КГБ. Корниенко вспоминает, что один раз «Громыко не стал затевать разговор в своем кабинете с многочисленными телефонами, а сделал это в зале заседаний коллегии, оставив там меня после очередного заседания да еще отойдя со мной в дальний конец зала, подальше от председательского стола, на котором тоже стоял один телефонный аппарат». Прослушивания со стороны КГБ в своей квартире боялась также и жена министра, о чем она рассказывала моей маме.

Как вспоминал М.С. Капица, Громыко был мужественным человеком. Как-то раз на коллегии МИДа он начал синеть, и пот выступил у него на лбу, но он держался. И умер он от сердечной недостаточности. Капица также отмечал: «К старости Громыко даже стал сентиментальным. Поспоришь с ним, он иногда упрется, и я уходил, говоря, что, когда вы отойдете, я к вам приду. На следующее утро он