Она выглядела как электронный ключ от номера отеля и была величиной с визитку, правда, немного толще и из жесткого пластика.

«И что теперь? – подумал Тилль, вытирая рукавом халата выступившие из-под повязки на лбу капельки пота. – Куда мне надо вставить ее?»

Он не видел ни поля ввода, ни дисплея, ни слота. В это время позади послышался стон, а затем легкий кашель, что сподвигло Беркхоффа испробовать все возможные варианты. Сначала он попытался дотронуться непосредственно до личины замка, а потом просто приложил карточку к замку. Послышался тихий щелчок.

Дверь открылась, но потом сработала сигнализация. Не очень громко, но раздражающе. Звук походил на сигнал будильника.

«А может быть, это сигнал вызова телефона?» – пронеслось у Тилля в голове.

Тогда он вытащил из кармана халата источник шума. Но только Беркхофф хотел дотронуться до сенсорного дисплея смартфона Касова, как телефон замолк.

«Один пропущенный вызов», – прочитал надпись на дисплее Тилль и посмотрел на встроенные часы.

Они показывали девятнадцать часов сорок три минуты.

«Слишком поздно», – с каким-то непонятным чувством вздохнул Беркхофф.

Трамница уже увели для дальнейшего перевода в другую клинику, а с ним исчезла и та последняя соломинка, за которую хватался Тилль в абсурдной надежде найти вместе с ним путь выхода из клиники, а затем и своего сына.

В коридоре никого видно не было, и это говорило о том, что эвакуация пациентов из лазарета, возможно, уже завершилась. И скорее всего, царившая здесь тишина продлилась бы и дальше, по меньшей мере до тех пор, пока Касов не очнется и не поднимет тревогу.

Пока же скрип резиновых подошв обуви на ногах Тилля являлся единственным звуком, который здесь можно было услышать. Прекратился даже шум дождя, доносившийся ранее через мансардные окна, и только в шахтах лифта периодически раздавались завывания ветра, походившие на стоны раненого зверя.

Путь до одноместной палаты Трамница показался Беркхоффу намного короче, чем в прошлый раз. Сейчас головные боли у него были не так сильны, да и сам он чувствовал себя более отдохнувшим, хотя только что пережил настоящий бой с врачом. Единственное, что сильно удручало Тилля, давя на него словно свинцовый груз, было осознание того, что все усилия оказались напрасными.

Подойдя к Т-образному пересечению коридоров, Тилль сразу же посмотрел направо, в сторону лифтов, возле которых он в последний раз видел Трамница, разговаривавшего с Касовом. Затем он поспешил влево, держа курс на ординаторскую, памятуя о том, что в палату маньяка вела первая дверь. Однако на сей раз библиотечная тележка в коридоре не стояла – Седа с Симоном давно уже ушли.

Беркхофф чувствовал себя одиноким и всеми брошенным. Он даже содрогнулся, мысленно представив себе ситуацию, когда про него по ошибке забыли и оставили совсем одного в этой клинике, из которой невозможно выбраться даже с карточкой-ключом в кармане. Никто не придет за ним, и единственным человеком, с которым ему придется беседовать, будет тот самый врач, который по непонятным причинам желает лишить его жизни.

Тилль вздрогнул всем телом, как отряхивается мокрая собака, что помогло ему прогнать черные мысли, и, глубоко вздохнув, открыл дверь одноместной палаты Трамница. А еще через некоторое время он чуть было не задохнулся от стыда и отвращения к самому себе.

– Ты все еще здесь? – удивленно произнес Тилль.

В этом вопросе сплелись воедино все противоречия, которые мучили его, и вытекавшие из них эмоции. Одно только доверительное «ты» никак не соответствовало их взаимоотношениям, хотя Тилль не мог себе представить, что будет обращаться к убийце своего сына на «вы». Но он также не мог предположить, что будет радоваться, обнаружив его в палате. Тому, что эвакуация была, очевидно, отложена и Трамница в другое место еще не перевели.

– Ты явно родился под счастливой звездой, – усмехнулся психопат, нос которого оказался не сломанным в результате вчерашней драки, а только слегка припухшим.

Несмотря на повязку на шее и легкую бледность, Трамниц выглядел свежим и бодрым. И это впечатление не портил даже синяк. Он снял с себя выданную в клинике одежду и переоделся в вещи, в которых, очевидно, его сюда доставили. Теперь на нем была черная, плотно прилегавшая к телу и рельефно подчеркивавшая мышцы рубашка, а также голубые джинсы, заправленные в кожаные полусапожки без шнурков. Причем эту обувь вряд ли надевали более двух раз, хотя она и была искусственно состарена.

Трамниц как раз намеревался надеть на себя непромокаемую черную куртку с меховым воротником и в целом выглядел как фотомодель перед фотосессией, а не как пациент, готовящийся к переводу в другую клинику строгого режима для содержания психически больных серийных убийц.

– Значит, ты все-таки получил мое послание, – сказал Трамниц, глядя в темное окно, напоминавшее по цвету иллюминатор подводной лодки на большой глубине.

Он помолчал немного, а потом добавил:

– Вероятно, возникли проблемы с водяным насосом, но воду с моста в конце концов удалось откачать, и сейчас путь свободен. Эвакуация может начаться в любое время.

С этими словами Трамниц протянул Тиллю руку с перебинтованным указательным пальцем, и в первый момент тот подумал, что маньяк хочет с ним попрощаться. Но он ошибался, психопату требовалось совсем иное.

– Попрошу вернуть мой дневник, – заявил Трамниц.

– Да, конечно, – ответил Тилль и неохотно отдал ему тетрадку, которую, разумеется, прихватил с собой.

– Итак, тебе все же удалось сбежать от Касова, – рассудительно произнес Трамниц, которого детали происшедшего, по-видимому, не интересовали. – Это хорошо, хотя, по правде говоря, этого идиота нельзя воспринимать как серьезного противника. Он слишком предсказуем, ты не находишь?

С этими словами на глазах изумленного Тилля он вложил между первых страниц тетрадки какой-то конверт, а затем не спеша, как будто распоряжался течением времени во всей Вселенной, положил дневник в прикроватную тумбочку.

– Что ты делаешь? – удивился Тилль. – Касов в любой момент может поднять тревогу, а тебя вот-вот начнут эвакуировать.

– И что с того? – ухмыльнулся Трамниц.

– Как тебя понимать? Ты написал мне, чтобы я пришел к тебе для обсуждения деталей наших дальнейших действий.

– Верно. Для обсуждения подробностей плана, который, надеюсь, ты подготовил, дорогой Тилль, отец Макса.

– Я? – переспросил Тилль, почувствовав, как у него задрожали колени.

У Беркхоффа возникло огромное желание опуститься на кровать, которую Трамниц уже аккуратно застелил.

– А кто еще? Разве не так мы договаривались при нашей последней встрече? Ты должен был сделать несколько звонков, задействовать свои связи и вытащить нас отсюда. Верно?