такой же шокер. Но это, конечно, не доказательство, в наш век интернет-доставок.

Убийца спокойно, уравновешенно слушал речь Норвежского.

– Теперь про возраст. Помнишь, когда ты купил новый ноутбук и телефон, то я тебе все настраивал? – Сергей отметил кивок головы Устинова. – Браузеры на телефоне и в ноутбуке у тебя привязаны к одной учетной записи – это удобно. И все что ты ищешь в интернете с телефона можно увидеть через ноутбук.

– Ты из меня совсем дурака-то не делай, как чистить историю браузера я знаю. Про это столько шуток ходит, что я изучил этот вопрос.

– Это да, вот только, если в настойках сделать принудительную синхронизацию, то система выдаст историю запросов и сайтов, на которые ты переходил. Такая защита от дураков для системных администраторов.

На лице убийцы появилась досада.

– Как ты понимаешь, там было много всего про твоих жертв и даты запросов были раньше, чем даты убийств. Но даже этого недостаточно, чтобы принять, что близкий тебе человек оказался зверем. Поэтому ты повез Сашу сюда.

– Она молодец, достоверно играла.

– Ты ее снова недооценил, как вчера вечером возле кафе.

– Не боялся? А если бы я не довез ее?

– Ты же сам говоришь, что не дурак. Это было бы очень глупо – посадить девушку к себе под камерами во дворе УВД, а потом убить ее. Нет. Я, когда ночью все понял, разбудил ее и рассказал. И знаешь? Она сама предложила помочь, из-за злости на тот страх, в который ты ее вверг. Мы эту схему с ней придумали, сыграть на твоей трусости. Ты же боишься попасться, ты и Ваньку поэтому убил. Думаю, что даже над вариантами не раздумывал, завел за склад и зарезал. Потому что испугался. Испугался, что придется отвечать за свои поступки. Кстати, нож где?

– Выкинул, просто железка, – Устинов потер ладонями колени. – Дело не в страхе. Парнишка мог помешать мне довести до конца задуманное, а этого никак нельзя допускать. Я тебя всегда учил – начал, значит, надо заканчивать. Коней на переправе не меняют. И, вижу, ты чему-то да научился. Почти ферзевой гамбит сделал, только успел вывести королеву из-под удара, но партия еще не закончена. Дай мне слово.

– Говори, – Норвежский ни не секунду не расслаблялся, он был готов стрелять в любой момент.

– Ты ведь все понял, – начал свою исповедь преступник. – Я наказывал их за поступки, которые отравляли общество. Когда на старой квартире жил, в моем подъезде жила девочка-инвалид, та самая, которую вместе с дедушкой сбила на переходе малолетняя дебилка с друзьями. Справедливо? Ребенок в коляске, а эта шалава свою голую жопу в интернете показывает. Она же тупая, как пробка, была, мне даже утруждаться не пришлось, я, когда ей компромат на сына Влада пообещал, она в ночь и дождь в лес прибежала. Ну не дура? К незнакомому мужику на встречу одна. За что ее жалеть? Залозина – тварь продажная, я ее еще со службы знаю. Все знали, что у нее самый высокий ценник за арбитраж. Столько наворотила за годы в суде, но самый подлый поступок еще в следствии сделала.

Норвежский слушал уверенную речь убийцы, и в памяти возникали образы с мест преступлений.

– По глазам вижу, что понимаешь меня. Да, она отмазала матушку твоего закадычного дружка. Березина тогда сесть должна была, слыхано ли – четыре детские смерти, и три ребенка на лекарствах до конца жизни остались. И? НИ-ЧЕ-ГО, НОЛЬ, – четко выговаривая слоги, сказал Устинов и показал пальцами круг. – Вообще ничего, а все потому, что Березина давала уж очень уважаемому человеку, жаль, до него добраться не было возможности, сейчас высоко забрался. По его указке Залозина дело развалила. Он же помог Березиной с ее клиниками. А детство, Сережа, – это главное время в жизни, самое приятное и самое скоротечное, детство надо ценить как детям, так и взрослым, которые их окружают. Детство пролетает, и начинается тяжелая полная проблем и забот жизнь. А эти суки отобрали у детей их детство, навсегда. Как я мог поступить иначе? Молчишь?

Глаза Петра Валерьевича горели ненавистью.

– С Галиной я был знаком, она, когда по скверу шла, я ее перехватил, предложил довезти, она обрадовалась, такси отменила. Веселая была, подшофе и даже флиртовать пыталась. Мразь мерзкая, я на нее смотрел, улыбался, а потом током ее вырубил и удавку накинул. Неприятно было сидеть с ней мертвой в машине полночи, пока тихо на улице не станет, но ничего – перетерпел. Следующей Березина должна была быть, но нарисовалась Бельская. Не люблю хамок, а она прям эталон. Кстати, если бы не она, то и Ванька был бы живой.

Во взгляде Норвежского блеснула ярость.

– Не зыркай так, – Устинов говорил дальше. – Было бы все по графику, я бы с ним на складах не встретился. Я терпел, старался не обращать внимания на эту газетную вошь, но, когда она стала всякий бред от моего имени публиковать, пришлось ее заткнуть. Ненавижу вранье. Надо быть всегда честным и с окружающими, и с собой. Она даже пыталась меня купить перед тем, как ярко вспыхнуть в последний раз, хотела меня звездой сделать. Вроде не самая глупая баба, но дура ведь. Пока ею занимался, пришлось Березину сдвинуть в графике.

Устинов замолчал, посмотрел себе под ноги.

– Жалко пацана, если бы не Бельская, был бы жив.

Норвежский старался сохранять возможное в данной ситуации хладнокровие и вести себя как профессионал.

– Я делал все красиво, чтобы каждая из них понимала, почему именно так заканчивается жизнь. Все вокруг думали, что я просто сумасшедший маньяк, но это не так. Ты видишь, что я прав, мои поступки логичны. А украшал я не для себя, а для людей, для общества, чтобы мои старания не прошли даром. Люди увидят, узнают и поймут, что жить надо по совести, а не ради корысти или тщеславия. Каждый раз я нес послание в мир. Какая жизнь – такая и смерть. Я часто говорю с ним, – он поднял глаза наверх. – И, мне кажется, он понимает и поддерживает мои дела.

Сергей весь день готовился к этому разговору, но все равно сейчас был обескуражен. Устинов всегда был одним из самых здравомыслящих людей, которых он знал. Как мог этот человек превратиться в полоумного психопата?

– С Березиной тоже сложностей не возникло. Днем я ее встретил в городе, договорился на вечер, а дальше дело техники, – Петр Валерьевич на секунду замолчал и продолжил. – Она рыдала, когда поняла, что все. Не просила, не умоляла, а просто