Он, единственный из братьев, вернулся с войны и один поднимал на ноги детишек, и своих, и племяшей, не делая между ними разницы. Таковы казаки — у них, как у горцев, сирот никогда не оставалось, как и детских домов и приютов.

Дед Павел понял пристальный взгляд Андрея на свой лад и громко рубанул зычным голосом:

— Младший сержант Павел Родионов, станица Невинномысская, хутор Тимофеевка, товарищ фюрер!

— Вижу, вы родные братья…

Андрей с трудом взял себя в руки, хотя ему остро хотелось прижать их к своей щуплой груди — настоящий Гитлер сильно уступал казакам по комплекции.

Те дружно ответили в два голоса:

— Так точно, товарищ фюрер. А третий рядом с нами стоит!

— Вот я и бачу, што очи куповалы!

Андрей произнес любимую присказку деда Павло, и у того в одно мгновение от величайшего изумления свесилась челюсть. И усмехнувшись, терять уже было и так нечего, пусть толпа сопровождающих еще больше охренеет, повернулся к самому младшему брату, что погиб в сорок третьем, под Киевом.

— А тебя Иваном зовут, — не спросил, а утверждающе произнес Андрей, краем глаза отмечая, что все собравшиеся на перроне уже впали в столбняк от величайшего удивления и окаменели лицами, словно узрев голову горгоны Медузы.

— Так точно, товарищ фюрер. Красноармеец Иван Родионов, станица Невинномысская, хутор Тимофеевка!

Андрей спинным мозгом и затылком почувствовал десятки сверлящих его недоуменных взглядов и решил, что вполне достаточно и можно разрядить обстановку. А потому громко и уверенно заговорил, как бы давая свое объяснение случившемуся:

— Если двух братьев зовут Антон и Павел, немудрено сообразить, что третьего зовут Иваном. Ведь это самое популярное у русских имя. А говорить по-казацки меня научили в Берлине — у нас там много казаков, что покинули Россию после революции. И присказки разные с пословицами мне тоже от них ведомы. И жаль, что они не могут приехать на свою родину. Но кто знает…

Андрей сознательно сделал паузу — все, что сейчас произошло на перроне, было ясно не только ему, но еще одному человеку. Даже Молотов мало что понял, ибо, несмотря на железную выдержку, в глазах плещется недоумение с некоторой растерянностью.

«Сталин очень умен, потому поставил деда с братьями здесь в карауле. Вот и познакомились. А сейчас я ему дал возможность все понять. Ну что ж — теперь решится будущее. Но я не желаю, чтобы два моих деда погибли — потому что они мои деды, и ничьи другие. Своя кровь — не водица!»

Брюссель

— У меня есть две новости, Курт, одна хорошая и одна плохая, но обе касаются и тебя!

— Какие, майн генерал?

Внутри екнуло, и майор вопросительно посмотрел на «Зеппа» Дитриха, что прямо сочился радостью.

— Фюрер принял решение развернуть все полки «ваффен СС», так же как и элитные полки «Гросс Дойчланд» вермахта и «Фельдхернхалле» СА, в четырехбатальонные мотопехотные бригады, каждая из которых придается третьей панцер-дивизии, как раз на все десять дивизий и хватит. Но мы танков не получим, как и бронетранспортеров, даже надеяться нельзя — их просто нет в наличии и не будет как минимум год, пока производство не запустят в нужном объеме. Вот так-то, Курт!

— Поздравляю, майн герр, теперь ты — командир бригады!

— А теперь плохая — срок отведен до января, после чего мы отправимся в Африку в составе первой танковой дивизии «Адольф Гитлер» — приказ о таком наименовании отдал командующий панцерваффе. Фельдмаршал Гудериан лично проведет инспекцию и проверит готовность нашей бригады и решит вопрос о моем назначении.

— Мы справимся, майн генерал! Вас будут считать самым достойным этого поста! Будет хороший подарок к Новому году!

Майер хотя и бодро рявкнул в ответ, но прекрасно понимал, что старина «Зепп», не имеющий военного образования и получивший широкие лампасы благодаря покровительству фюрера, может быть легко убран с поста командира, благо и предлога искать не придется, стоит только докопаться к каким-либо недостаткам.

— Оставь, а то сглазишь. А теперь то, что касается тебя лично, Курт. Ты немедленно сдаешь командование своей ротой. На твое место будет назначен другой офицер!

Удар был настолько силен, что у Майера перехватило дыхание в зобу, и он, как рыба, начал глотать воздух побелевшими губами. Такой подлости от судьбы бывший штурмбанфюрер СС никак не ожидал. Но тут «Зепп» Дитрих рассмеялся так задорно, что от сердца сразу отлегло.

— Там, — генерал ткнул пальцем в потолок купе, — решили назначить тебя командиром четвертого батальона. Формирование произвести в Дортмунде, личный состав целиком взят из частей «Тотенкопф», охранявших концлагеря. А потому лучше тебя никто из офицеров вермахта не справится, а ты их научишь воевать. Взяли моду — самых лучших и здоровых, хорошо обученных солдат, настоящую элиту германской нации на охрану дохлых полосатых хефтлингов ставить! Мы тут кровь проливаем, а они в тылу отсиживаются. Пожестче с ними, майор, пусть они нашей солдатской каши полной ложкой отведают!

Москва

— Я рад вас видеть на советской земле, господин рейхсканцлер!

Рукопожатие было крепким, но не сильным — демонстрация здесь просто неуместна, и Родионов не стал напрягать ладонь. Уважительное такое, если определить по дипломатическим канонам.

В глуховатом голосе Сталина чувствовался легкий акцент, хорошо знакомый Андрею по кинофильмам. Но только акцент — реальная жизнь оказалась совсем не такой, и не один актер, даже самый, талантливый, не в состоянии показать настоящий, пробирающий до нутра взгляд.

— И я рад вас видеть, господин Сталин!

Андрей старался говорить твердо, желтый тигриный взор словно буравил душу. Он опять почувствовал себя новобранцем, попавшим под отеческий, у кого не больно-то забалуешь, взгляд старшины. Все понимающий, чуть ли не отцовский, такому не солжешь, себе дороже, и испытал забытое желание подтянуть живот и вытянуться, как по уставу положено, но вовремя отдернул себя и собрал нервы в кулак.

Сталин будто бы не заметил его терзаний, а радушно повел рукою по большому залу, в котором, к удивлению Андрея, ожидавшего увидеть чуть ли не все Политбюро в полном составе, практически было пустынно. Только десять человек, включая двух переводчиков за большим столом, на котором стояли бутылки с минеральной водой и стаканы.

— Я думаю, нам есть о чем поговорить, господин рейхсканцлер…

Добрый час прошел впустую — у Андрея сложилось твердое впечатление, что Сталин решил вначале хорошо поиграть с ним, прежде чем начать разговор тет-а-тет.

В основном диалог вели Молотов и фон Нейрат, причем весьма тяжелый. Председатель СНК довольно жестко прошелся по несоблюдению Германией подписанного в августе прошлого года пакта.