Жена склонила голову набок, положила ее мне на плечо. Теплые волосы коснулись моей щеки.

— Да, — сказала она.

Однажды в воскресенье, через неделю-другую после возвращения, я рассматривал фотографии, которые Лиза сделала в Америке. Сперва скачал все содержимое фотокамеры на жесткий диск своего ноутбука. И смотрел от конца к началу. Сперва последние снимки, постепенно продвигаясь к началу путешествия.

Надо сказать, такой порядок я выбрал не без причины. Побаивался, не хотел себе признаться, но побаивался фотографий первых дней поездки. Вернее, фотографий Юлии, сделанных до и после приступа слез у Большого каньона.

Снимки ярко освещенных казино на лас-вегасском Стрипе я проскочил побыстрее. Вот поющий ковбой в мексиканском ресторане в Уильямсе. Вот мы с Каролиной потягиваем через соломинки «маргариту» и весело машем фотографу. Следующий кадр — Юлия, смотрит прямо в объектив. На тарелке перед нею нетронутая энчилада. Я заставил себя посмотреть старшей дочери прямо в глаза. И увидел то, чего боялся. Но и кое-что другое. До событий на даче взгляд у Юлии был не такой. Непринужденный. Неповрежденный, тотчас поправил я себя. Смотрел на неповрежденный взгляд дочери и старался ни о чем не думать. Знал, что мне конец, если я о чем-нибудь подумаю.

Я закрыл глаза, кончиками пальцев сильно прижал веки. На полминуты, а то и дольше. Потом снова открыл глаза. Посмотрел еще раз. И теперь увидел другое. Не мог не увидеть.

Юлия всегда была красивой девочкой. В самом деле красивой непринужденной девочкой, иные взрослые мужчины оборачивались и провожали ее взглядом. Но на террасе мексиканского ресторана она смотрела отнюдь не непринужденно. В ее взгляде читалась даже не печаль. Но серьезность. Юлии было четырнадцать. А она смотрела в объектив уже не как девочка, но как молодая женщина. Молодая женщина, чьи глаза кое-что видели. Кое-что знали. Это делало ее красивее. Из просто красивой девочки она превратилась в ослепительную красавицу.

Я кликал дальше. Видел безлюдные, сухие ландшафты с кактусами. Автозаправки и «Бургер-Кинги». Бесконечные товарные поезда. Фото Каролины. Юлия и я за деревянным столом для пикника на смотровой площадке Большого каньона. Видимо, незадолго до приступа слез. Я больше не вижу, как тут красиво, сказала она. Но на ее лице я увидел первые знаки перемены, которая окончательно оформилась на террасе в Уильямсе. Дальше назад, позируя у горы Рашмор перед барельефами президентов, она смотрела в объектив чуть ли не испытующе. Да-да, словно что-то выискивала. Может быть, искала себя, подумал я сейчас.

Закончилась фотосерия небоскребами Чикаго, видом на озеро Мичиган с Сирс-Тауэра. Так я думал. Но там оказались и другие кадры. После снимка табло с расписанием вылетов из Схипхола — крупным планом наш рейс (КЛ 0611 — Чикаго — 11.35 — С14) — вдруг кадр с цветочком. Простеньким цветочком, я даже названия его не вспомнил. Тоже крупный план. Внизу экрана я увидел номер кадра: шестьдесят девятый. До начала еще шестьдесят восемь кадров… Я кликнул: бабочка на белой стене, потом портрет коровы. Бурой коровы с толстым медным кольцом в носу.

Я все понял, прежде чем стал смотреть дальше. Память фотокамеры рассчитана более чем на тысячу кадров. Лиза отсняла в Америке не меньше трехсот. И еще шестьдесят девять — на отдыхе в прошлом году. На летней даче. И явно ни единого кадра за целый год между отпусками.

Через несколько кадров я увидел собственную голову за столом с завтраком. В горной гостинице. Мой полуоткрытый, налитой кровью глаз в то утро, когда я оперировал себя перед зеркалом. Я немного помедлил: стоит ли смотреть дальше? Эти снимки мне видеть не хотелось. Вернее, я отвергал их существование. Вообще не хотел их видеть, эти обычные отпускные снимки, которые никогда уже не будут обычными, потому что знаешь, что случилось потом. Беззаботные отпускные снимки, атмосфера, так сказать, еще не запачкана. Тринадцатилетняя дочь на зеленом надувном крокодиле в бассейне. Смеющаяся дочь — тогда еще смеющаяся.

Теперь же все переменилось, из-за того, чтó я видел на американских снимках. Теперь мне хотелось своими глазами удостовериться, правда ли, что еще год назад Юлия была девочкой, а сейчас уже нет.

И я стал рассматривать эти кадры. Юлия и Алекс в шезлонге, у каждого в ухе по наушнику от айпода Юлии. Ралф, разрубающий рыбину. Ралф, Алекс и Томас у теннисного стола. Юлия и Алекс по пояс в воде у одного из уединенных пляжиков, Юлия машет рукой в объектив. Алекс обнимает ее за талию. Каролина спит на животе, подстелив под себя полотенце. Юдит позирует с подносом, уставленным стаканами и кувшином красного лимонада. Я сам, стоя на коленях, копаю в песке канал, даже не смотрю на фотографа — так увлечен этим занятием. Потом пошли кадры с обливанием у бассейна: выборы Мисс Мокрая Футболка. Я задержался на фото Юлии на трамплине. Она приняла позу заправской фотомодели и прищурясь смотрела в объектив, меж тем как струя воды из шланга разбрызгивалась о ее живот. В самом деле, слово «заправская» подходит как нельзя лучше. Профессионалка. Но профессионализм наигранный, год назад она просто хорошо подражала моделям из журналов. Годом позже она уже вовсе ничего не делала. Ничего лишнего.

Следующая фотография — и сердце у меня вдруг учащенно забилось. Я в кухонном окне, рядом с Юдит. И смотрели мы не на фотографа, а друг на друга. На заднем плане угадывался третий персонаж. Ее мать. Секунд пять мой указательный палец висел над клавишей «удалить». Потом я решил, что это плохая идея. Как знать, кто успел увидеть этот кадр. Лиза уж во всяком случае, может, она даже скачала все в компьютер, который делила с Юлией. Если удалить кадр, он, пожалуй, только привлечет внимание, а ведь, по сути, там нет ничего особенного. Я посмотрел еще раз. Дистанция слишком велика, я не видел, как мы с Юдит смотрели друг на друга.

Дальше фото упавшего с дерева птенца в картонной коробке. Забился в уголок, к баночке с водой и банной рукавице. Фотография, застывший кадр, но я прямо-таки видел, как он дрожит. Затем снимки, сделанные, судя по всему, ночью в палатке, когда мы с Каролиной уже спали. В луче света, вероятно от карманного фонарика, Юлия пальцами изображала на стене палатки теневые фигуры. Кролика. Змею. До этих пор я держал себя в руках, но тут на глаза невольно навернулись слезы. Я быстро кликнул следующее фото.

Еще несколько кадров у бассейна. Юлия в шезлонге, поджав ноги. Юлия на краю бассейна. На одном фото она была в бикини, на другом — с полотенцем через плечо: казалось, это скорее предмет одежды (курточка, шарф), а не полотенце. Чуть не десяток таких снимков. Лишь немного погодя я наконец сообразил, чтó передо мной.

Юлия позировала. Позировала в разной одежде. По крайней мере делала вид, что позирует в разных нарядах. Но ни на одном фото не смотрела в объектив. На фотографа. На Лизу.

Юлия смотрела куда-то еще. На кого-то за пределами кадра.

Я быстро прокликал дальше к началу. На последних трех снимках появился и тот, перед кем она позировала. Он присел перед нею на корточки, а она стояла под душем у бассейна. Стояла, подняв одну ногу, в недвусмысленной позе, темные очки сдвинула вверх, на мокрые волосы, и с вызовом смотрела на фотографа, который сидел перед нею на корточках. Фотоаппарат он прижимал к лицу, как и на следующих двух снимках.