— Два!.. — радостно сказала стотысячная толпа.

— Три!.. — синхронно, вместе с толпой произнесла Лана.

И дальше, с перерывами на короткие паузы, это ритмично взлетало в темное небо:

— Четыре!..

— Пять!..

Со всех телеэкранов мира звучал этот счет, и, конечно, обитатели Белого дома тоже видели решительные лица воительниц. С каждым счетом эти лица ожесточались все больше. Сжатые кулаки взлетали над головами:

— Шесть!..

— Семь!..

На счете «девять» по обоим экранам за спиной Ланы замелькали какие-то полосы, и на счете «десять» под победный рев Тайм-сквер на них возникло изображение зала с рядами компьютеров, настенными экранами дальней космической связи и инженерами в армейской форме. Потом — лицо какого-то генерала.

— Слушаю вас, госпожа Стролл, — сказал он с экрана.

Лана подняла руку, призывая толпу к полной тишине. Толпа тут же смолкла.

— Это не НАСА, — сказала Лана Стролл. — Я была в штабе НАСА в Хьюстоне.

— Вы правы, — ответил генерал. — Поскольку в космосе «Атлантис-Милитари дэфэнс», связь с ним идет из Центра космической связи Пентагона. Я начальник Центра.

— Ваша фамилия, генерал?

— Фамилия не имеет значения…

— Имеет! — жестко сказала Лана и повторила: — Ваша фамилия?

Чуть замявшись, генерал все же сказал:

— О’кей, мэм, я генерал Патрик Дил.

— Вы знаете, чего мы хотим, генерал. Сейчас вы прикажете своим ребятам в «Атлантисе» включить двигатели и вернуться на Землю.

— Но это не так просто…

— Выполняйте, генерал! И дайте нам на экран «Атлантис»! Мы должны своими глазами увидеть, как они это делают.

— Я так не могу, мэм. Я должен получить приказ от президента.

— Так в чем дело? Звоните ему!

Генерал, поколебавшись, взялся за телефонную трубку, но тут его телефон сам вскипел звонками.

— Генерал Дил слушает! — сказал генерал в трубку. — Да, мистер президент… Слушаюсь, мистер президент… — Он положил трубку, включил космическую связь, и на настенных экранах появилась кабина «Атлантиса» с четырьмя астронавтами. Двое из них сидели у экранов прицела лазерной пушки, ожидая появления алых лучей из контейнера в полумиле над ними.

Они не знали, что именно в эти минуты на сопках Камчатки у точно таких же экранов лазерных пушек, зарытых в подземные бункеры, сидели русские военные наводчики. Электронные часы под их экранами стремительно отсчитывали последние секунды перед вхождением «Атлантиса» в поле видимости русского лазерного оружия. А взвод технического обеспечения вручную (за неимением горючего для автономной электростанции) уже откатывал бетонную крышу-колпак над лазерной пушкой.

— «Атлантис»! Я генерал Дил, — прозвучало в кабине «Атлантиса». — Только что я получил приказ президента: вы возвращаетесь домой. Прямо сейчас. Выключить лазерное оружие! Включить двигатели для спуска! Роджер.

— Но, генерал! — изумленно воскликнул командир «Атлантиса». — А как же ожоговые лучи? И этот контейнер?

— Я не обсуждаю приказы президента! Повторяю: ваша миссия отменяется! Включить двигатели для спуска! Роджер.

— Это беспрецедентно! — тут же взвились телекомментаторы в своих офисах у Тайм-сквер и на студиях. — Впервые в истории американский президент выполняет приказы гражданского лица, женщины! Открыто! На глазах у миллионов зрителей! Раньше мы видели такое только в России, когда русский премьер-министр публично сдался на ультиматум чеченских повстанцев!

Между тем командир «Атлантиса» включил двигатели.

Внизу, под «Атлантисом», огромным сияющим глобусом медленно вращалась Земля.

«Атлантис» наклонился и стал удаляться от контейнера с русскими буквами «Х» и «У» на боку.

Тайм-сквер взорвался победным «ура!». От ликующего крика ста тысяч глоток даже кони «Легиона Мирины» осели на задние ноги.

А на Камчатке на экране прицела лазерной пушки электронные часы добежали до цифры «00.01», и командир военных операторов уже положил палец на красную кнопку с короткой надписью «ПУСК», когда по радио раздался хриплый голос Москвы:

— Камчатка! Камчатка! Отставить атаку! Отбой атаке! Как понял? Прием.

— Вас понял, отбой атаке, — сказал в микрофон командир, убрал руку с кнопки и вытер вспотевшее лицо. Потом приказал взводу обеспечения: — Зачехляй назад, пала!

Солдаты закрутили рукоятки ворота, накатывающего бетонный колпак на пушку лазера. Но ворот заклинило, и пушка продолжала торчать из сопки.

— Еп-тать! — закричал командир. — Закрывай! Закрывай быстрее, а то они снимут нас из космоса!

Но «Атлантису» было не до русской лазерной пушки, его экипаж был занят сложными вычислениями траектории спуска на Землю.

А на Земле, в Нью-Йорке, толпа на Тайм-сквер праздновала победу. Неизвестно откуда на помосте возник женский джаз-оркестр, и гениальная черная певица с феноменальным голосом буквально зажгла толпу новым «Гимном амазонок». Под этот джазовый гимн рванулись в танец все сто тысяч женщин, и даже кони под всадницами «Легиона Мирины» загарцевали в такт музыке.

Да, это было похоже на ритуальную пляску наших далеких предков в Месопотамии, Эфиопии или в Каппадокии на реке Фермодонт.

Это были экстаз победы, пляска восторга и силы.

И в этот миг тонкий золотисто-алый луч молнией грянул с черного неба прямо на помост в группу из ста шестидесяти женщин, и два десятка из них, разом охнув от боли, схватились руками за свою правую грудь.

Но правой груди у них уже не было, вместо нее дымилась обожженная плоть. Женщины пошатнулись, готовые упасть в обморок от болевого шока, но сильные руки конных амазонок тут же подхватили их и вознесли на крупы своих коней.

— Ничего, ничего, сестра моя, — сказала Лана Стролл подхваченной ею Люси Геттинг. — Потерпи! Сейчас боль пройдет! Вот видишь, уже проходит, верно? Что ты видишь? Что чувствуешь?

— Море, — слабо сказала мисс Геттинг. — Я плыву по морю.

— Куда? Назови, куда ты плывешь!

— На восток…

— Нет! Точнее! Ты должна знать! Ты же эксперт по Востоку!

— Да, я знаю. Я плыву в Крым.

— Ты уверена?

— Абсолютно…

— Но ведь это же и я говорила в больнице под гипнозом! — воскликнула Лана и радостно повернулась к толпе. — Сестры мо…

Она осеклась. Весь Тайм-сквер, все сто тысяч женщин, еще не посвященных в «амазонки», стояли на коленях и, простирая руки к небу, просили шепотом:

— Господи, и меня! Господи, и меня! Господи, и меня!..

Этот шепот нарастал, усиливался, превратился в речитатив, почти в рэп: