«Не в бровь, а в глаз, — подумал Диего, одобряя речь Забары. — Сколько зубов мы сломали об тайну Тартара, пока не помогли нам совершенно чужие мыслящие существа, которых мы, кстати, принимали за коренных обитателей Тартара. Теперь появился сверхоборотень, новая тайна, новая встреча с неведомым, а объяснения нет. Есть десятки гипотез, каждая из которых отражает лишь уровень знания ее создателя, и ничего больше… воз и ныне там. Сколько раз попытки объяснить поступки сверхоборотня с точки зрения здравого смысла заводили нас в тупик? А если он — гость из такой области пространства, где все иное: физика, логика, психология, этика, если вообще там существуют подобные понятия?..»

Сергиенко задумался на минуту, никто не нарушал ломкой тишины, потом сказал:

— В принципе я с вами согласен. Самая горькая истина лучше самого приятного заблуждения. В отношении сверхоборотня мы тоже можем заблуждаться… какое-то время. Однако, мы снова ушли в сторону от основной темы. Итак, мы разобрали фильм, снятый Виртом внутри оборотня. Что же показал оборотень внешним наблюдателям? А вот что.

Ученый поколдовал над пультом, и виом отобразил колоссальное здание, сложенное из многотонных на вид, грубо обработанных каменных блоков, цветом напоминавших ярко-желтый сфен. Здание было сработано явно нечеловеческими руками, все в нем было вытянуто в высоту: узкие и высокие окна, невероятно узкие — человеку не пройти — проходы-щели между колоннами, какие-то ниши, складывающиеся в странный асимметричный узор… И все же впечатление грубой и зримой мощи, величия говорило об уровне его создателей, и люди в зале невольно прониклись симпатией к этим неведомым существам, схожим с людьми в строительном творчестве.

Диего не успел рассмотреть здание как следует: изображение сменилось. Теперь это была часть горного пейзажа — несколько скал, язык ледника, корявые деревья, похожие на земные пинии. Пейзаж сменился гигантским механизмом, состоящим из вращающихся решетчатых колес, рычагов, валов и грубых, на заклепках, металлических башен. За механизмом следовал еще пейзаж, с озером. По озеру ходили желто-оранжевые волны, и один раз мелькнуло чье-то длинное и черное, как затонувшее бревно, тело.

Снова конструкция: плавные линии, изящные обводы, пересечение и переход друг в друга геометрических фигур, создающих впечатление гармонии.

Странный город, состоящий из одних толстых стен, напоминающий сверху лабиринт. Город был полон бочкообразных существ, таскавших в приземистых колясках груды коричневых параллелепипедов. «Кирпичи», — усмехнулся про себя Диего.

Густой черно-зеленый лес, проткнутый во многих местах снежно-белыми шпилями…

Виом погас, но все продолжали рассматривать пустую стену, не сразу освобождаясь от груза впечатлений. Сергиенко, щурясь, оглядел аудиторию и хмыкнул.

— Эффектно, не правда ли? А ведь я показал всего лишь сотую часть того, что преподнес нам сверхоборотень, и далеко не самое грандиозное и непонятное. Вот, например, полюбуйтесь.

Люди увидели фиолетово-черный, блестевший, как полированный металл, круг, на котором располагалась до жути странная, отталкивающая своими пропорциями, и в то же время завораживающая взор фигура: конус, сложенный из натеков лавы, поросший «пухом» мелких светящихся деталей, от которых рябило в глазах; этакий космический левиафан непонятного происхождения и назначения. Казалось, от фигуры исходит проникающий в мозг будоражащий взгляд, всеподавляющая, повелевающая, непреодолимая сила, отчего у зрителей невольно возникло желание спрятаться за какой-нибудь «крепостной» стеной.

Виом свернулся в светящуюся нить и погас.

— Необыкновенное впечатление, верно? Лично у меня всегда возникает впечатление, будто я вижу застывшее в хищном повороте тело, оглядывающееся через плечо… Последняя картина, показанная оборотнем, еще одна загадка. Вполне вероятно, что это разумное существо, жившее очень и очень давно, может быть, миллионы лет назад.

— Уж не своего ли бывшего хозяина показал сверхоборотень? — пробормотал Диего Пинегину. — А может, и настоящего?

Пинегин с удивлением посмотрел на товарища.

— А что, идея стоящая. Подари.

— Не возражаю.

Сергиенко в это время заканчивал сообщение.

— Последней своей трансформацией, — а все, что вы видели, не что иное, как материальные воплощения, а не просто изображения, — сверхоборотень показал, что обладает огромным информационным запасом. Выводы комиссии, занимающейся проблемой оборотня, я уже сообщил: он, очевидно, предлагает обмен — информацию на свободу. И, может быть, это единственный критерий истины, который нам доступен.

Сергиенко отошел от пульта, задумчиво сошел с возвышения. Кто-то кашлянул в тишине зала, слабо прозвенел звонок чьего-то индивидуального вызова.

— А почему он взорвался? — подал голос один из присутствующих на конференции работников планово-экономического комитета.

— Он не взорвался, — покачал головой Сергиенко. — Просто хотел вырваться в космос, создав векторный ТФ-канал, взрыв — вторичный эффект его броска. Кстати, на все эти действия нужна колоссальная энергия, расходовал ее сверхоборотень много, и сейчас, на наш взгляд, переживает энергетический голод. В связи с чем он стал менее опасен и исследования его следует ускорить. Для многих отраслей науки он является ценнейшим кладом, отрицать этого нельзя. Вот и все, что я мог сегодня сообщить. На вопросы ответят сотрудники Института, непосредственные исследователи оборотня.

— У меня вопрос к Диего Вирту, — сказал бронзовый от загара физик-универсалист.

Диего молча поднялся.

— Каким образом вам удалось выбраться из оборотня?

— Не знаю, — ответил Диего.

Диего сошел с пластолитовой дорожки на траву и быстро разулся, надеясь, что его никто не видит. Но тревожился он напрасно: в этот поздний утренний час веселые желтые дорожки, соединяющие отдельные здания Деснянска, были пусты — работа в учреждениях, институтах и на предприятиях города начиналась в восемь утра, и в девять редкий пешеход спешил к таймфагу или на стоянку такси.

От центральной станции таймфага Диего шел пешком, не прибегая к услугам транспорта. По пути встретил всего двух человек: серьезного молодого человека примерно шести лет от роду, который, заметив взрослого, опрометью кинулся в спасительную тень кустов, и древнюю старушку, подозрительно оглядевшую незнакомца.

Трава приятно холодила ступни, и Диего с наслаждением окунулся в древние запахи нагретой земли, травы и леса. Хотелось продлить удовольствие сколько возможно, забыть обо всех обязанностях, идти по траве, обходя стволы елей и сосен, и вспоминать полузабытые детские игры, товарищей по школе, ушедшее в прошлое детское единение с природой, слепое доверие к ней, граничащее с восторгом… Диего не был слишком чувствительным, сентиментальным, но и рационалистом не был. Работа в погранслужбе многому его научила, в том числе бережно хранить в памяти прошлые радости, печали и переживания… и прошлые тревоги за жизнь близких друзей и людей совсем незнакомых, но землян, братьев по духу и крови, из-за которых работа пограничника, связанная с обеспечением безопасности работы первопроходцев, косморазведчиков, стала единственно важной и стоящей.