Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, Диего давно тянуло перейти на работу к безопасникам, хотя назначение и цель погранслужбы и отдела безопасности в общем совпадали. Но одно дело — наткнувшись на опасное препятствие, обойти его, дав возможность Даль-разведке и всем ученым переднего края науки следовать своим курсом без потерь, и другое — изучить препятствие и уничтожить или блокировать его до лучших времен…
На окраине города Диего остановился. Перед ним, почти полностью скрытый кустами черемухи и сирени, стоял дом Грехова, выполненный в стиле древнерусского зодчества: три резные башенки, центральное строение с двускатной крышей и две низкие пристройки, светлые, все с резными стенами и высокими окнами с резными же наличниками. Похоже было, что вместо обычного светопластика все строение сделано из древесины — материала столь редко употребляемого во второй половине двадцать второго века, что Диего невольно прикинул ущерб, нанесенный строителями лесу.
Диего хмыкнул, критическим взглядом прошелся по ансамблю — все было безупречно, гармонировало с окружающим лесным великолепием, и стал обуваться. «Лесопарковая зона, — подумал он с непонятным самому себе сожалением. — Древние Брянские леса… Единственное, чего здесь не хватает — реки».
Но подойдя к дому вплотную, Диего увидел, что выстроен он на крутом речном обрыве, невидимом ранее из-за лесной стены. Пограничник мысленно развел руками и шагнул в дверь.
Габриэля он нашел в центральной комнате, три стены которой служили окнами видеопласта, а четвертая — виомом связи. Пахло настоянной на солнце древесиной, смолой и цветами. Грехов сидел на корточках перед полутораметровым хрустально-прозрачным шаром, в котором Диего узнал масштабную модель Галактики. Одет Габриэль был в шорты, сетчатую майку, хорошо загорел. Взглянув на вошедшего, он стремительно встал, и улыбка преобразила его тонкое, немного сумрачное лицо.
— Диего! Вот это сюрприз!
— Здравствуй, Ли, — улыбаясь в ответ, сказал Диего, и они обнялись. — Дом у тебя — высший класс! Возьму и перееду к вам из своего Заозерска. Правда, мелькнула мысль, — Диего смущенно взъерошил волосы, — что напрасно ты извел столько деревьев…
— Понятно. — В глазах Грехова вспыхнули и погасли веселые огоньки. Он прошел на середину комнаты. — Это все сделано из сухостоя, так что отбрось свою экономику и подсчеты. Проходи, садись. Полины нет, сегодня она дежурит.
— А где сын?
— Где ж ему быть — в яслях, конечно. Каждый день забираем вечером. Оставайся до вечера, сам увидишь.
— А что, и останусь. Я как раз сегодня свободен от всех обязательств. Кстати, Полина все там же?
— Оператор форм-стана металлокомплекса. Соку хочешь?
— Еще как! — закатил глаза Диего.
Грехов засмеялся, подошел к стене, открыл бар и достал четырехугольную бутылку и бокалы из мерцающего малиновым огнем стекла.
— "Северный букет", — прочитал Диего. — Хорошо живешь!
— А почему я должен жить плохо? — Грехов наполнил бокалы и поднял свой. — За встречу?
— За встречу. И за отсутствие тревог.
Диего выпил терпкий, пузырящийся, кисловатый напиток и поставил бокал рядом на низкий столик. Грехов, помедлив, выпил тоже и расположился напротив, на ворсистом толстом ковре.
— Рассказывай.
Никакой фальши в поведении Габриэля Диего не заметил. Заместитель начальника отдела безопасности выглядел, как и прежде, спокойным, уверенным в себе человеком. Почему же Пинегин говорил о нем с сожалением?
— Я слышал, ты уходишь из Управления, — тихо сказал Диего. — Это правда?
Грехов задумчиво погладил ковер.
— Правда.
Диего несколько секунд рассматривал его лицо, потом опустил голову, скрывая вздох.
— Причину ты мне, конечно, раскроешь?
— Как-нибудь потом… Ну, как вы там, справляетесь?
Диего собрался с мыслями, затем принялся за неторопливое повествование. Времени до вечера у него было достаточно.
— Так, — сказал Грехов, когда он закончил, и это его «так» отозвалось в душе Диего эхом грусти: любимое слово Сташевского…
— Возникли две проблемы, — Диего встал и обошел прозрачный шар, внутри которого плыли золотистой пылью мириады звездочек. — Первая: оборотень задал вопрос и надо решить, что ему ответить. Вторая: нельзя ли попытаться вызволить из плена всех похищенных им людей? Ведь я встречался с Батиевским вполне реально, без всяких там штучек с видеоконтурами и голографическими копиями.
— Это еще вопрос. Разве ты не знаешь, что такое гипноиндукция? Или наведенная галлюцинация?
— Но вся встреча записана на кристалл. И потом, ты тоже встречался с серым человеком, а он-то не менее реален, чем Батиевский.
— Не знаю, — подумав, ответил Грехов, — не уверен. Странные встречи, что еще можно сказать. Сколько вы уже возитесь с ним?
— "Вы", — усмехнулся Диего. — В основном не мы, а ученые. Около полугода… до взрыва. И месяц после.
— Ну вот. А узнали — с комариный чих. Может быть, дело не в том, что сверхоборотень не хочет вступать в контакт, а в том, что мы не можем уяснить себе его желания?
— Не знаю, — сказал теперь уже Диего. — Одни гипотезы, ты прав, ни одного мало-мальски пригодного факта. Я был на полигоне после своей неудачной вылазки, ничего нового. Оборотень лежит черной горой, и никаких реакций. Энтузиасты бьются с ним, бьются, но…
— Псевдоинтеллект, — пробормотал Грехов неизвестно в чей адрес. — В конце концов ученые размотают и этот клубок. Ты же знаешь Сергиенко — настырный мужик и умница. Кстати, его мнение о том, что сверхоборотень — автомат для сбора информации, совпадает с моим.
— А кто тогда серый человек? Робот-служитель? — с иронией заметил Диего. — Автоматический уборщик, ассенизатор и так далее?
— Почему бы и нет?
— Да я не возражаю. — Диего щелкнул пальцем по шару и прислушался к его тонкому звону. — «Серого призрака» бы сюда, а? Слетать за ним на Тартар и… Он-то уж разобрался бы, кто такой сверхоборотень.
Отрешенное лицо хозяина вдруг изменилось. Он встал и уставился на огоньки в толще хрустальной сферы.
— Знаешь, хорошая мысль!..
Диего взглянул на него с удивлением.
— Что ты на меня так смотришь? — очнулся Грехов.
— Ладно тебе. Я сморозил глупость, а ты ее развиваешь. Давай лучше… — внезапно Диего краем глаза заметил какое-то движение, обернулся и увидел Полину. Она молча смотрела на них с порога, и глаза у нее были большие и черные, такие же бездонные, как у мужа. Лишь тревогу скрывать они не могли.