— Значит, играться любим, — пробормотал я, осторожно открывая крышку контейнера. — Сейчас будет тебе подарочек.

Мой АК стремительно приблизился, кончик «Бритвы» завис в сантиметре от моего глаза.

— Спокойно, дитятко, — попытался улыбнуться я. — Папочка тебе игрушку принес.

Бюрер недоверчиво хмыкнул. Мою руку пронзила боль, словно неведомая сила попыталась сломать кости внутри нее. Но я уже достал из контейнера слабо фосфоресцирующий «Лунный свет» и держал его на ладони.

— Игу…ка, — отчетливо пробормотал мутант, при этом один конец кабеля вывалился из его пасти. — Гру…шка…

— Точно, — осторожно кивнул я. — Она самая. Тебе.

Наверно, живя в подземелье, бюрер с рождения ни разу не видел артефактов. Какие развлечения под землей? Да никаких. Поймал мутанта — сожрал, нашел силовой щит — подпитался деликатесом. Ну женская особь из соседнего тоннеля в гости зашла. Всё. А тут — слабо мерцающий шарик! Не до еды, в общем, не до глупостей. Еда подождет под прицелом собственных автоматов.

«Лунный свет» взлетел с моей ладони, и в следующую секунду бюрер уже держал его в огромных бородавчатых лапах, подвывая от счастья.

«Спасибо, Папочка! Я тебя за это легко убью», — возникла у меня в голове счастливая мысль. Притом абсолютно чуждая, отрисованная не человеческими словами, а образами и эмоциями. То есть я абсолютно четко видел себя, осознавал, что меня зовут Папочкой, и словно в кино со стороны наблюдал, как «Бритва» аккуратно входит в левую часть моей груди. После чего последовало резкое круговое движение клинка, из широкой раны вылетел пульсирующий комок и исчез в бездонной пасти благодарного дитяти.

«Но сначала — его. Он игрушку не принес».

— Как не принес, — засуетился Шрам. — Сейчас, сейчас, точно такая же.

Бюрер зачарованно следил, как наемник достает из контейнера близнеца моего артефакта.

«Вы хорошие. Я даже не знаю, кого убить первым».

Мысль была умильной. Бюрер, дистанционно вырвав из рук Шрама второй «Лунный свет», и вправду был искренне нам благодарен за доставленное удовольствие. Он взвизгнул от счастья, выплюнул кабель и засунул в пасть оба светящихся шарика, заранее прикрыв глаза в ожидании нереального удовольствия…

Ярчайшая вспышка озарила подземелье. Два смоченных тягучей слюной кабеля, лежащие на полу, исторгли из себя пару толстых ломаных молний, ударивших снизу в подбородок мутанта. Глаза бюрера, светящиеся словно галогеновые фары, вывалились из орбит и лопнули — хотя не исключено, что это были артефакты, сослужившие нам последнюю службу.

В следующее мгновение я зажмурился — сияние толстенной, словно удав, вольтовой дуги, пробившей голову бюрера, было нестерпимым. Правда, продолжалось это недолго.

Послышался громкий треск, за ним удар об пол и звон мелких металлических деталей, рассыпающихся по бетону.

Я открыл глаза, но вначале не увидел ничего, кроме отпечатавшегося на сетчатке глаз ломаного яркого рисунка на фоне тусклого пятна света от моего налобного фонаря.

— Щит коротнуло и из стены выбило, — пояснил ситуацию Шрам. — Говорила мне мама, не жри много сладкого — лопнешь. А вот ему, наверно, не говорила.

Проморгавшись, я подобрал с пола свой автомат и подошел к трупу мутанта. Тот валялся на спине, уставив в потолок пустые глазницы закопченного черепа, на котором вся плоть просто спеклась в одну черную корку. Да уж, эта помесь бюрера с полтергейстом точно не слышала историю про сталкера Варана, которого убило батарейкой от часов, когда он нес «Лунный свет» размером вдвое меньше тех, что были у нас со Шрамом…

— Ты код помнишь? — осведомился наемник. Он уже стоял у кодового замка бронированной двери, в задумчивости теребя бородку. — После этой свистопляски напрочь все из головы вылетело.

Кстати, это нормальная реакция организма на воздействие артефактов, порожденных аномалией «Электра», — бывали случаи, что народ два на два помножить не мог. Мозг от перегрузок подвисает ненадолго. Но я код помнил наизусть — такое из головы не вышибить никаким «Лунным светом».

— 20062222,— сказал я. Случайно ли, нарочно ли неведомый кодировщик забил в набор цифр два четырехзначных числа — год, когда произошел Второй Взрыв… и еще одну дату, которую я уж точно никогда не забуду.

* * *

За нашими спинами с шипением задвинулись толстенные засовы, надеюсь навсегда запечатывая подземный проход между лабораториями.

Мы стояли в большом сводчатом зале, освещенном вмонтированными в потолок ультрафиолетовыми лампами. Вдоль ближайшей к нам стены зала стоял десяток автоклавов, сильно похожих на стеклянные гробы. Помнится, точно такие же я как-то вскрыл внутри Саркофага, вытащив оттуда несколько отличных сталкеров. На этом узнаваемые предметы заканчивались.

Помимо гробниц в помещении находилось множество массивных устройств абсолютно непонятного назначения с кучей клавиш, кнопок, индикаторов и экранов, от которых в потолок уходили толстенные трубы и кабели. Не иначе наверху были расположены еще какие-то приборы, обслуживающие эти громоздкие порождения человеческого гения.

Зал занимал огромную площадь. Взгляд терялся в нагромождении непонятных устройств, на которых не было и следа ржавчины. Видно, что аппаратурой активно пользовались, поддерживая чистоту в помещении, — даже вот бактерицидные лампы повесили, прям гигантская операционная. Неужто ученые до сих пор проводят здесь свои исследования?

— Мы на уровне ноль лаборатории Икс-восемь, — произнес Шрам. — Над нами еще несколько этажей. Верхние заброшены, нижние, секретные, как видишь, до сих пор функционируют. А над действующими площадями еще пять наземных этажей комбината бытового обслуживания «Юбилейный», в котором при «совке» для отвода глаз чинили теле — и радиоаппаратуру, обувь, одежду и тэ дэ, и тэ пэ. Причем работники КБО Припяти даже не догадывались, что творится у них под ногами.

— А ты неслабо подкован в истории Зоны, — отметил я, вглядываясь в глубь помещения, где мне почудилось какое-то движение: то ли белое привидение мелькнуло, то ли просто мое воображение решило сыграть со мной злую шутку. — Был раньше здесь?

— Я родился в Припяти, — невесело хмыкнул Шрам. — В тот день и год, когда был основан город. Хотя теперь это уже неважно…

— Погоди, — прервал я его. — Там что-то есть. Или кто-то.

Зал был очень длинный, его противоположный конец терялся в темно-синем полумраке, едва рассеиваемом ультрафиолетовым светом ламп. Я взял автомат на изготовку и медленно пошел вперед. Шрам крался рядом. За каким-то громоздким устройством высотой нам чуть выше пояса мы остановились одновременно — неплохое укрытие в случае, если из глубины лаборатории на нас полезет вражья сила.

Наемник глянул в прицел «Винтореза», замер на мгновение, после чего протянул мне свою снайперскую винтовку.

— Глянь, — сказал он.

Я удивленно посмотрел на него. Давать личное оружие другому можно лишь в крайнем случае, а у снайперов вообще не принято, чтобы кто-то касался инструмента, — именно так называют многие из них вылизанные, пристрелянные под себя, подогнанные только под свою и ничью другую руку стволы.