он слегка вздрагивает. Думаю, он видит, как я расстроена и зла, потому что больше ничего не говорит, пока я начинаю обрабатывать рану на его руке.

Если он и не знал, то понял, когда я не потрудилась предупредить его, что будет больно, когда я закончила счищать старую кровь и прижала к ране смоченный спиртом тампон, чтобы очистить ее. Левин вдыхает сквозь зубы, но не произносит больше ни слова и не делает ни одного движения, пока я очищаю рану, аккуратно закрываю ее бинтами-бабочками, а затем смазываю края антибиотической мазью и накладываю марлю, обматывая ее другим бинтом.

— Я могу сделать ногу…

Я игнорирую его и тянусь за полотенцем для рук. Рана на его ноге больше, еще не настолько плохая, чтобы ее нельзя было залатать здесь, но уже настолько, что при виде ее я тяжело сглатываю.

— Это ведь огнестрельные раны, да?

— Просто царапины. — Левин смотрит на меня, пока я убираю старую кровь. — Мне чертовски жаль, что ты видишь достаточно, чтобы понять это, Елена.

— Похоже, это может пригодиться, когда я замужем за тобой. — Я прижимаю к ране еще одну смоченную спиртом подушечку, и челюсть Левина сжимается, мышцы на ней подпрыгивают, когда я заканчиваю чистку и начинаю снова стягивать края бинтом.

— Ты не должна заниматься этим.

— А кто еще должен? Я твоя жена.

— Я должен защищать тебя. Держать тебя подальше от всего этого…

У меня сжимается челюсть, и я чуть сильнее, чем нужно, стягиваю края раны, заканчивая перевязывать ее.

— Ты проделал хорошую работу, защищая меня. Но мне кажется, что я уже очень долго во всем этом участвую, Левин. Так что позволь мне помочь тебе, по крайней мере, я хоть что-то делаю. Ты, как никто другой, должен знать, каково это.

Последнее предложение, пожалуй, слишком. Но он ничего не говорит, молча наблюдая, как я заканчиваю латать рану.

— Что случилось? — Спрашиваю я, похлопывая антибиотическую мазь по краям. — Ты можешь хотя бы сказать мне об этом?

— Просто работа. Охрана груза, на который Диего планировал напасть. Коннор и Лиам позволили мне пойти туда с Джейкобом и их ребятами.

— Позволили? Так ты сам напросился?

— Елена, это моя работа…

— Нет, это не так. — Я прижимаю марлю к его бедру, чувствуя себя слишком расстроенной и переполненной каскадным потоком эмоций прошлой ночи и сегодняшнего дня, чтобы быть настолько осторожной в своих словах, как обычно. — Твоя работа — это работа на Виктора. Ты пытаешься защитить меня, в то время как на самом деле мне нужно, чтобы ты был здесь, со мной. Здесь… а не появляться посреди ночи, истекая кровью, потому что помог с грузом. Это не то, что ты должен делать. — Я наматываю бинт на марлю, пытаясь собрать все силы, чтобы сказать то, что я хочу.

Я смотрю на него, когда заканчиваю, моя рука все еще лежит на его бедре.

— Ты нужен мне здесь, Левин.

И прежде, чем я успеваю объяснить себе, почему это такая плохая идея, я наклоняюсь и пытаюсь поцеловать его. Я не могу этого не сделать, потому что люблю его, а он вернулся домой посреди ночи с болью, напоминая мне, как легко я могу его потерять, если все будет продолжаться так, как сейчас. Это должен был быть всего лишь маленький поцелуй. То, что любая жена подарила бы своему мужу, не задумываясь. Но он останавливает меня, положив руку мне на плечо, мягко отталкивая меня назад, когда он встает и отходит от меня.

Такое ощущение, что это я физически ранена. Я останавливаюсь, сердце колотится в груди, а слезы мгновенно загораются на глазах, когда я смотрю на него, чувствуя себя отвергнутой снова и снова. Так плохо мне не было с самого утра после нашей свадьбы, и я смотрю на него, пытаясь понять.

— Что изменилось? — мягко спрашиваю я, слова проскальзывают полузадушенными. — Ты винишь меня за ситуацию с ребенком? Это то, что происходит?

Левин испуганно поворачивается ко мне лицом.

— Что?

— Поэтому ты изменился с утра?

— Я… — Он делает паузу, глядя на меня с чем-то очень близким к замешательству. — Как ты могла подумать такое, Елена? Конечно, я не виню тебя. Это не может быть твоей виной, и я бы не стал винить тебя, что бы ни случилось. Я знаю, что ты никогда бы не стала специально…

— Тогда почему?

— Что почему? — Он прислонился спиной к стойке, опираясь на раненую ногу. — Я не понимаю.

По выражению его лица я не могу понять, серьезно он это говорит или нет. То ли он действительно не понимает, то ли притворяется, что не понимает, чтобы быстрее закончить разговор. Я никогда не думала о Левине как о человеке, который намеренно скрывает от меня что-то или обманывает меня. Но после того, как я увидела, как быстро все изменилось сегодня утром после того, как он ушел на работу сегодня вечером, не предупредив меня, я больше не уверена в этом.

— Сегодня утром ты был другим. Замкнутым. Ты был… — Я пытаюсь придумать, как это объяснить. — Ты был отстраненным. И я подумала…

— Елена. — Левин проводит рукой по волосам. — Я предупреждал тебя еще до свадьбы, что не смогу быть таким мужем, как ты хочешь. Я не говорю, что это не может быть трудно для тебя, или что твои чувства не обоснованы из-за этого, но это не должно быть сюрпризом. Если я отдаляюсь, то…

— Но это не имеет смысла, — шепчу я, чувствуя, как эмоции поднимаются и забивают горло, несмотря на меня. — Последние несколько недель ты… — Я вдыхаю, пытаясь держать себя в руках. Я не хочу разрыдаться. Я хочу понять. — Ты приносил мне цветы. Водил меня на свидания. Помогал по дому. Готовил чертов завтрак, все эти вещи были такими милыми, заботливыми и…

— Елена. — Левин медленно выдохнул. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я просто не могу быть тем, кто делает тебя счастливой. Я делаю это, потому что это поднимает тебе настроение. Потому что это заставляет тебя улыбаться, когда я прихожу с цветами или говорю, чтобы ты нарядилась, потому что я приглашаю тебя на ужин. Потому что тебе смешно, когда я готовлю блинчики, и ты ценишь, когда я говорю тебе расслабиться, потому что я помою посуду и закажу еду на вынос. Я пытаюсь понять, как жить с кем-то в одном доме, как узнать его и разделить с ним жизнь, и при этом сохранять дистанцию. Я не хочу делать тебя несчастной. Бог свидетель, я не хочу