Лениво взмахнув крыльями, птица взлетела над остроконечной крышей и, описав над усыпальницей круг, опустилась на плечо коленопреклоненной девушки. Вот уже несколько веков это каменное изваяние охраняло вход в последний приют всех ведьмаков рода Салвиати. Голова девушки, укрытая капюшоном, была скорбно опущена, а по серой щеке, рассеченной трещиной, медленно стекала, словно слеза, одинокая дождевая капля, оставляя на камне влажный след. Сидя на замшелых ступенях у самого входа в древнее сооружение, девушка, казалось, оплакивала покинувших этот мир колдунов.

Ворон, на сей раз каркнув уже не столь возмущенно и не так уверенно, повернулся к двери, представлявшей собой тяжелую гранитную плиту. Черные бусины-глазки неотрывно смотрели, как клубы едва различимого тумана просачиваются сквозь гранит. Стелясь по шероховатому камню, оплетая выбившиеся из его трещин сорняки, молочное марево стекало вниз. Сползло по ступеням, лизнуло подол широкого, ниспадавшего фалдами плаща девушки и, точно указывая кому-то дорогу, заструилось по дорожке меж мрачных статуй и белесых надгробий.

Сонную тишину кладбища разрезал громкий птичий крик. Испугавшись чего-то, старый ворон, несколько раз шумно взмахнув крыльями, взвился в черное, будто затянутое копотью небо и полетел прочь от пропитанного магией места.

Не увидел он, как дверь, ведущая в склеп, с тихим скрежетом отворилась. Как одна из надгробных плит дрогнула, словно некто или нечто с силой ударил по ней изнутри. Медленно, точно нехотя, та сместилась в сторону, открывая перед давно обретшей покой душой путь в мир живых.

Пальцы с истлевшей плотью скользнули по холодному камню, судорожно вцепились в стенку гроба. Плита сдвинулась окончательно и рухнула на пол, расколовшись на две части. А та, что долгие годы спала мертвым сном в тишине и покое, далекая от мирских трагедий и страстей, поднялась со своего каменного ложа. Облаченная в некогда богатую, а теперь превратившуюся в рваные лохмотья одежду, женщина ступила на пол и, сопровождаемая зловонным запахом гнили и тлена, неотступно крадущимся за ней, вышла из усыпальницы. Покорно, будто ведомая чарами, последовала за туманом, постепенно исчезая в предрассветной мгле.

Вскоре на кладбище снова воцарилось безмолвие.

Руслана

Проснувшись, некоторое время лежала, не открывая глаз, в обнимку с подушкой, прокручивая в памяти события минувшего вечера. Хотелось улыбаться, вспоминая о том, каким нежным, внимательным и чертовски интересным мужчиной оказалась моя бедовая половинка, но на смену приятным мыслям тут же спешили другие. Как, например: «Что я, дура такая, натворила?» и «Ничем хорошим это не кончится».

В общем, мой внутренний романтик вступил в борьбу с моим же, с недавних пор активизировавшимся пессимистом. И у последнего в этой схватке имелись все шансы одержать верх.

Это сейчас, пока я на седьмом небе от счастья, а по телу пробегает сладостная дрожь, стоит только вспомнить о его прикосновениях и поцелуях, Габриэль милашка и лапочка. А когда эйфория первых впечатлений пройдет, не отравит ли сердце вновь яд обиды? Или…

Живущий во мне романтик, как ни странно, все-таки победил, выдвинув самый сокрушительный аргумент: черт возьми, я счастлива! И хочу просто наслаждаться этим мгновением. А самокопанием можно заняться и потом.

И вообще – пришли к консенсусу оба моих внутренних спорщика – свалим все лучше на Фьору. Ей не привыкать. А зеленоглазому, так уж и быть, даруем еще одну попытку.

Про то, как воспримут эту новость родители Габриэля, старалась не думать. Да и не интересовалась, когда он им все планирует рассказать. Не до того вчера было.

С одной стороны, мне не хотелось утаивать от ведьмаков наши отношения, с другой – раскрывать карты все-таки пока еще рано. Так что с подобными признаниями вполне можно и повременить.

«Мало ли, как там все сложится», – снова поддакнул здравому смыслу мой неистребимый пессимист.

Не уверена, конечно, что тайна надолго останется тайной. Живем ведь под одной крышей. Но, как говорится, время покажет. А пока будем просто радоваться новому дню. Тем более что день этот обещал быть очень даже приятным.

Первое, что заметила, открыв глаза, была белая роза, оставленная на прикроватной тумбочке. Мелочь, а приятно. К ней прилагалась короткая записка на английском, в которой ведьмак сообщал, что отправился на встречу с клиентом. Обещал вернуться через пару-тройку часов и повезти меня на обед в город.

В конце стояла приписка с советом выпить оставленное рядом с цветком средство, если мы не хотим уже через девять месяцев обзавестись маленьким Салвиати.

Плодить мелких итальянцев я пока точно не планировала, только не после столь короткого и весьма… хм, своеобразного знакомства. Но вот это «мы» заставило улыбнуться и приятно согрело сердце.

Гадость, сильно пахнущую травами, я послушно выпила, всю до последней капли. Теперь следовало заставить себя оторваться от подушки, все еще хранившей его запах, и попытаться незамеченной добраться до своей спальни. Пока сюда не нагрянула с уборкой Катарина.

Про то, что в комнате Габриэля меня может застукать Сандро – любитель вламываться сюда без спроса, я не переживала. Мальчика еще накануне вечером забрали родители его друга. Поэтому весь дом вчера был в нашем полном распоряжении…

Прогнав снова готовые поглотить меня воспоминания о сказочном вечере, проведенном в обществе ведьмака, и не менее сказочной ночи, спешно натянула на себя обнаружившееся на полу платье. Осторожно приоткрыв дверь, выглянула наружу и, не обнаружив в коридоре движения, рванула к себе. Сначала в душ, потом быстрый завтрак и подготовка к дневному рандеву.

Вдоволь наплескавшись и побаловав тело ароматным гелем, обернула волосы полотенцем и принялась втирать масло во влажную кожу.

– Зараза… – проворчала раздраженно, в очередной раз почувствовав, как плечо начинает зудеть. – Комары совсем оборзели.

Зуд не прекращался, а становился все сильнее, как бы сообщая о том, что у кровопийц ночью был настоящий пир. Вот только негодяи почему-то искусали меня в одном конкретном месте. Подойдя к зеркалу, повернулась спиной и, глянув через плечо, ошеломленно пробормотала:

– Что за?..

Прямо над левой лопаткой красовалось… клеймо, по-другому и не назовешь эту розовую отметину, будто оставленную каленым железом. Кошмар! Сразу вспомнилась роковая Миледи из «Трех мушкетеров», за свои коварные злодеяния заклейменная изображением цветка – кажется, лилии. Что-то похожее на цветок теперь красовалось и на моем плече.

Завернувшись в махровое полотенце, бросилась в комнату на поиски телефона. Дрожащими пальцами стала водить по сенсорному экрану, пока не отыскала номер Габриэля. Надеялась, ведьмак подскажет, что это за чертовщина и как от нее избавиться, но абонент находился вне зоны доступа.

Черт! Совсем забыла! У него ведь деловая встреча.

Сандро дома не было, а Катарине демонстрировать свою нательную роспись я постеснялась. Да и ребенку, наверное, тоже не стала бы показывать. Что-то мне подсказывало, что этой отметиной точно не стоит гордиться.