— Мне не надо тебе доверять, — сказала я.

Он заключил меня в кольцо своих рук: — Мы все нуждаемся в том, чтобы хоть кому-то доверять, Винсента.

Я принялась изгибаться, не в силах вынести то, как он смотрел на меня — с такой открытой, честной надеждой. Я позволила ему увещеваниями выманить у меня еще один поцелуй, пока он провожал меня, идя от дома через внутренний двор, к моей повозке.

— Слать мне письма будешь? — спросил он. — Я проверяю нашу изгородь каждый день.

Румянец залил мои щеки, но все, что я могла сделать, лишь коротко кивнуть, а затем щелкнула поводьями. Но покуда моя лошадка неспешной трусцой выкатывала повозку со двора, я не смогла удержаться от того, чтоб не оглянуться на него — он стоял в калитке, неотрывно провожая меня взглядом.

Суббота, 29 июня, 1907 год

Хайбери Хаус

Жарко

Я солгала Мэтью. Я не написала ему сегодня утром, как обещала. Я проснулась, намереваясь написать письмо, но как только я натянула свой садовый фартук и ступила за порог двери моего коттеджа, то услышала крики и рев. Я поспешила к воротам между Хайбери Хаус и фермой и обнаружила, что обычно невозмутимый мистер Хиллок в смятении. Должно быть, одно из указаний моего брата Адама прочли неверно, поскольку вместо четырех телег гравия у ворот чинно выстроились девять тележек, запряженных осликами.

Я потерпела полное фиаско с гравием, однако кое-как разобралась с этой проблемой. Но затем на меня свалилась очередная неприятность — теперь касаемо зеркального пруда.

А затем сын мистера Хиллока, Молодой Джон, и еще один из садовников, Тимоти, вместо того, чтобы дружно гнуть пруты для садовых арок, повздорили и разодрались (подозреваю, разлад у них пошел вовсе не из-за способа сооружения тех арок для плетистых роз, а из-за некоей молодой деревенской леди).

Так все и шло весь день вчера — то одно, то другое. В итоге я окончательно умаялась к вечеру и у меня не было сил даже ручку занести над бумагой, не то чтобы черкнуть хоть краткую запись в дневнике. Посему я лишь сейчас, покуда выпиваю свою чашку чая завтракаю тостом, что приносит мне служанка каждое утро, выкраиваю несколько минуток, чтобы записать эти несколько строк. Далее сразу примусь за письмо к Мэттью.

Июнь 1944

Стелле следовало бы приглядывать за Бобби, чтобы увериться, что он не скидывает вещи с полок в магазинчике миссис Ярли, но она ничего не могла поделать с собою — Все стояла да пялилась на два чемодана, что лежали на полке прямо перед нею. Они не то чтобы блистали какой-то особой красой, но раньше она, бывало, заходила сюда, чтобы просто поглядеть на них и помечтать, что однажды в них будут сложены ее пожитки.

Даже теперь ей бы хотелось снять с полки один из них и забрать с собой в Хайбери Хаус — идти бы вот так по пыльной, нагретой солнцем дороге, а чемодан чтобы ударял ее по ноге. Она бы кинула его на свою кровать и до отказа натолкала бы в него одежду, сверху положила бы вырезанные из журналов картинки всех тех мест, куда хотела отправиться в путешествие, а еще сверху — свою курсовую работу. Потом она бы взяла этот чемодан, дошла бы до станции и на поезде бы уехала.

Она бы бросила все. Все осталось бы позади. Уорикшир. Хайбери Хаус. Склоки с миссис Джордж. Крики и стоны раненых, заполнявшие этот дом по ночам, глубокой ночью, каждую ночь. Вонь йодоформа, неистребимая, всепроникающая. Осточертевшее дребезжание тележки с лекарствами, которую сиделки каждый день катят то туда, то обратно по коридору мимо кухни, слишком близко к ее кухне.

Но главное, она уехала бы, наконец, от Бобби. Бросила бы его.

Чувство вины слабенько зашевелилось где-то глубоко-глубоко в ее душе.

Еще до того, как миссис Саймондс зачитала вслух телеграмму, Стелла уже уверенно знала, что именно хозяйка озвучит. В тот же самый миг, когда на веранду вышел мистер Джеффриз, Стелла поняла, что известие, которое он принес, предназначено именно ей, но все надеялась, все молила, чтоб то горе, что пришло в ее жизнь тем вечером, миновало бы ее, постигло бы кого-нибудь другого.

Когда миссис Саймондс прочла последнее «тчк», Стелла пала без чувств — она потеряла свою единственную сестру, да, но также сейчас умерла ее мечта о той, иной жизни, которую она так долго и так страстно ждала. Она никогда не выберется из Хайбери. Никогда не переедет в Лондон и никогда не пригодятся ей все те навыки, которым она так увлеченно и старательно обучалась. Никогда ей не видать тех мест, что на ее вырезках-картинках.

Позже Бэт рассказала ей, что затем миссис Саймондс поднялась в мансарду в чердачную спаленку Стеллы, чтобы самой сказать о случившемся Бобби. И, судя по всему, именно хозяйка Хайбери утешала и укачивала, прижав к себе, этого безутешно рыдавшего мальчика.

С той поры Бобби перестал засыпать самостоятельно, не спала и Стелла, вслушиваясь по ночам в то, как он глухо всхлипывает, уткнувшись в подушку, не в силах остановиться. После того, как всю следующую неделю ей подавали либо недожаренные блюда либо подгорелую еду, миссис Саймондс все поняла и заявила, что на какое-то время Бобби переселится в детскую к Робину, под пригляд к Нэнни.

— Вы собираетесь куда-то ехать?

Звук чьего-то очень знакомого голоса выдернул Стеллу из мира грез и воспоминаний и вернул в реальность, в полуподвальный магазинчик миссис Ярли.

— Мисс Аддертон? — тот же голос раздался вновь, но теперь хозяйка поместья говорила строже и раздраженнее.

Поэтому молодая кухаркаиха постаралась на своем лице изобразить как можно более приветливую улыбку, прежде чем повернуться к той, кто платила ее зарплату: — Здрасьте, миссис Саймондс. Я знать не знала, что вы тоже собираетесь пойти в деревню, не то я загодя взяла бы с собой список покупок для вас.

Миссис Саймондс нахмурила брови: — Время от времени, для собственного удовольствия я ненадолго выбираюсь из дома. вы уже вполне поправились, мисс Аддертон, все ли у вас в порядке?

Мой племянник осиротел. Я и так ненавижу ту жизнь, которую вынуждена вести, теперь же и вовсе никогда не смогу изменить ее. А в остальном…

— Я в порядке, — сказала Стелла.

— Как Бобби привыкает к своему новому окружению? — спросила миссис Саймондс.

Стелла воззрилась на свою нанимательницу, пытаясь отыскать в выражении ее лица либо злой умысел, либо осуждение, но в голосе этой стоявшей напротив нее женщины не было и намека ни на то, ни на другое.

— Нэнни мне говорила, что порой он просыпается посереди ночи, но в кроватке возле мастера Робина он, похоже, спит крепко, — через мгновение она добавила: — Спасибо вам, что разрешили это.

— Не переживайте слишком, — сказала миссис Саймондс, — У детей душевная организация устойчивая.

Вдруг позади них раздался грохот разбившегося стекла. Обе женщины обернулись вкруг себя и увидали Бобби, стоявшего у кучи стеклянных осколков, рядом на полу лежало нечто, напоминавшее крупный спелый желтый плод айвы.