Вечером в отеле Иванов лежал в кровати, щелкал пультом телевизора и прокручивал в голове услышанное. Ребята опять бы обозвали его сочинителем, но у него перед глазами всплыло Варино лицо с локонами и простодушно раскрытыми глазами. Под этой картинкой все услышанное сегодня складывалось примерно в следующее донесение: «У вашей Вари проблемы, о которых мы знаем, потому что следили за ситуацией, чего и вам советуем». Они следили, потому что знали что-то, чего Брюсов с Ивановым не знали, и собрат-немец сообщал ему, что зря не знают. Если бы у немцев были только свои агентурные сведения, он эту тему не поднял бы. Это был бы просто оскорбительный намек на недоработку русских. Нет, немец давал понять, что знает о Вариных неприятностях не из собственных источников, а со стороны. Уж больно не в тему был этот пассаж, выбивался он из общей канвы разговора. Нарочито выбивался. Значит, эта тема пришла к ним со стороны, она обсуждалась… вероятнее всего, с американцами. Или с англичанами. Значит, все-таки это с самого начала была разработка, и немцам в ней предлагали поучаствовать. Те не втянулись, дистанцировались, может, они ее даже и не одобряют. Не зря же он сказал «интересный представитель» с таким сочувствием. Но они ведут активное наблюдение, чего и нам желают. Так, а почему они наблюдают и вообще подняли эту тему? Только из симпатии? То, что тему они получили с чужой подачи, ясно, но, может, в этой теме у них свой интерес есть?

Иванову стало так интересно, что на следующий день он поехал из аэропорта прямо в офис. Почитав, что было собрано по теме из Лондона, он набрал своего самого любимого коллегу, молодого, но редкого ума и совершенно без гнильцы тезку Александра, знатного экономиста.

— Саш, а что там у вас в Инвестбанке? Сейчас читал твои записки, среди прочего. Твои оценки?

— А-а, заинтересовались. Может, себе заберете эту байду?

— Нет, команды не было. Мне просто самому интересно, может, подскочишь прямо сейчас?

— Я в спортзале, Саш, сейчас сколько? Восемь уже? Блин, я еще на работу должен вернуться, там у меня все еще трудятся. Давай завтра?

— Нет, давай все же сегодня, меня завтра замотают, а я вчера в Берлине как начал думать про вашу Варю… Давай подъезжай прямо сейчас, поможешь мне завтра с докладом начальству по этой теме.

— А что мне за это будет?

— Стакан поставлю, а еще у тебя свой интерес должен быть. Может, мы у вас эту, как ты сказал, «байду» и заберем, смотря что расскажешь. Давай по-быстрому.

Александр приехал к Александру через полчаса. Александр-младший пояснял старшему свою записку, направленную еще в сентябре, когда Варвара приехала в Москву после допросов Шуберта. Александр-младший тогда все сделал грамотно. Пошел с ней ужинать в маленький пивной ресторан, где у него под правым дальним столиком всегда стояла аппаратура. Запись его беседы с Варей Александр-старший как раз и прочитал перед тем, как набрать тезку.

— Не, Саш, вискарь после спортзала не буду, не уговаривай. Значит, когда она ко мне после допросов приехала, она, конечно, была не в себе, хотя держалась пристойно. Крепкая женщина. Либо просто дура, которая даже не понимает, во что вляпалась. Да нет, Саш, не дура она, работала-то, я тебе скажу, очень неплохо. Хотя, с другой стороны, как бы поточнее… У нее все как-то невпопад, понимаешь? Я к ней вообще-то хорошо отношусь, честно тебе скажу.

— Да ты, Сань, ко всем хорошо относишься. Но мне тоже сдается, ее здорово разработали.

— Да это к бабке не ходи. Подумай сам, если она там даже чего-то накосячила, с чего банку нанимать Шуберта и везти его из Вашингтона в Лондон вместе со всей его кодлой. Ты знаешь, что он из ФБР. Банк по всем канонам должен был прислать констебля или счетовода какого-нибудь в очечках, тот бы без понтов разобрался не хуже. Зачем-то понты были нужны. Шуберт этот, ха… У них была задача Варю до истерики довести и нам сигнал послать. Ты посмотри повнимательнее, что за мужик. Он в ФБР весь крупняк ломал только так. Всех Сименсов, Митталов, всех, кто бабки в Конгресс и в правительство заносил. Варю он тоже должен был расколоть. Я ее внимательно слушал, когда она мне свой допрос пересказывала, что у тебя сейчас на столе лежит. Вот, когда она дошла до того, что сказала Шуберту, дескать, тот ведет перекрестный допрос с нарушениями прав человека, процедур… ну вот, все это… и что поэтому она больше не будет на его вопросы отвечать… А я ей говорю: «Что ж, Варвара Васильевна, вы вели себя как очень подготовленный человек». Ну, если бы она действительно там пилила и, соответственно, со знанием дела Шуберта мочила, она бы от моего намека все же дрогнула. А она… Нет, все же я к ней очень хорошо отношусь, Саш. Она так на меня смотрит, Саш, своими глазищами, хлопает ими, в них слезы стоят, а она говорит: «Александр, а кому было бы лучше, если бы я перед ним разрыдалась и начала себя оговаривать от страха?» Вот ты мне скажи, можно так сыграть? Она же не в контрразведке работала, правда? Поэтому я считаю, она просто дура простодушная, хотя и не глупа, и жизнь ее потрепала. Но дура. Сидела бы спокойно, не лезла бы куда не надо, дети выросли, зарплата большая, женщина она вполне красивая, кругом Лондон. Мы бы ее еще года три держали на этой работе. Нет, надо ей было все принципы свои показывать, шило у нее в заднице, а в голове одни знания вместо ума. Портрет ясен?

— А почему ты сказал «мы бы держали»? Отзываете?

— Уже. Но она, правда, нормальный человек. Держалась хорошо, никаких истерик… С ней приятно было работать.

— Еще поработаешь, не чахни. Не влюбился часом?

— Саш, она на десять лет меня старше. Это скорее твой контингент.

— Все забываю, какой ты у нас молодой. Значит, говоришь, Шуберт… А кто в банке этим руководил? Кто Шуберта выбирал?

— А вот давай вместе рассуждать… С карандашом.

— Нет, я по-другому больше люблю, — Александр Иванов зачерпнул горсть разноцветных кнопок из коробочки на столе, встал и подошел к доске с бумажными листами и фломастерами. — Вот тут США, дальше океан, тут Лондон, а тут через пролив Брюссель, а дальше немцы, которые абсолютно в теме. Кстати, нет предположений, откуда?

— Я краем уха слышал, у нее что-то вроде служебного романа было или есть, с немцем как раз. Она о нем тоже по секрету по всему свету рассказывала. Вот скажи, не дура, а? Не удивлюсь, если немец — специально обученный человек.

— Ах вот оно что! Мне вчера ясно дали понять, что у Берлина другие источники. Одно другому, конечно, не мешает. Кстати… Ладно, это тебе не интересно. Значит, вот тут Берлин. А вот тут твоя Варя. — Александр-старший воткнул в нарисованный домик красную булавку-кнопку. — Шуберт тут сидит, пусть будет черный. А нанял его отдел внутреннего контроля, как там, комплайенс? Не важно. Эта Гонзалес, мымра зеленая, вот мы ей зеленую булавку и воткнем.

— Мымра и есть, посмотри в Интернете, у нее то ли пластика, то ли что, рожа вся перекошена.

— У нее, Сань, от злости рожа перекосилась. Это мы с тобой только добрые. Значит, вот Гонзалес. А она кто, американка? Сколько лет в банке? Ясен перец, она давно завербована. Когда, говоришь, все началось?