— Мне жаль, Ричард. Прости, что я не дала тебе той семьи, которую ты хотел. Прости, что обманула. Мне следовало набраться смелости и сказать тебе правду. Следовало отпустить тебя, чтобы ты прожил ту жизнь, о которой мечтал, с кем-нибудь другим. Прости, что перестала быть женщиной, в которую ты влюбился. Я оттолкнула тебя. Я знаю. Прости.

Она наблюдает за его лицом, думая, рыская по темным коридорам их общей истории в поисках более емких, не высказанных еще слов. Не находит. Слезы отступают. Карина вытягивает одноразовую салфетку из коробки на прикроватном столике, вытирает глаза и высмаркивается. Делает глубокий вдох и вздыхает, звук получается неожиданно низким и исполненным муки, точно вой. Она делает еще один вдох и чувствует себя на двадцать лет моложе.

— Мы сделали все, что было в наших силах, верно?

Карина ждет, прислушиваясь к дыханию Ричарда. Снова накрывает его руку своей и осматривает его лицо, ища хотя бы намек на какую-то реакцию. Она понятия не имеет, спит ли он, без сознания после высоких доз ативана или в коме. Он не открывает глаз. Карина ищет хотя бы случайное, невольное сокращение лицевой мышцы, которое можно принять за знак. Ричард неподвижен. Он не может сжать ей руку. А она не может узнать, услышал ли он ее.

— Жаль, что у меня не вышло лучше.

— Все хорошо? — спрашивает Грейс.

Карина оборачивается. У подножия лестницы стоит дочь в темно-бордовой толстовке Университета Чикаго, черных легинсах и тапочках, мокрые волосы забраны в хвост на затылке. По ее позе и выражению лица непонятно, услышала ли она признания и слезы Карины.

— Все по-прежнему. Есть хочешь?

— Не-а.

Словно из солидарности с отцом, Грейс со вчерашнего дня ничего не ест. Она снова устраивается на диване. День быстро сменяется ночью, и гостиную заполняет мрак. Лицо Грейс подсвечивается экраном ноутбука, точно фонариком. Карина встает, намереваясь включить лампу, но, поднявшись, решает пройти к роялю.

Садится и опускает пальцы на клавиши. Без раздумий начинает играть шопеновский Ноктюрн ми-бемоль мажор, соч. 9, № 2. Мелодия нежная, довольно простая, играть ее лакомое удовольствие. Ей нравится свобода варьировать темп, которую позволяет это произведение, стеклянные трели, мелизмы. Мелодия пробуждает в ней чувственные воспоминания о варениках, приготовленных матерью, о ласковом дождике, накрапывающем за окном общежития в Кёртисе, о вальсе, который они с Ричардом танцевали в Нью-Йорке. Музыка нарастает — ее кульминация словно страстное объятие — и обрывается журчащим ручейком, россыпью конфетти. Возвращение домой.

Карина нежно извлекает последнюю ноту, и звук плывет по комнате, пока не исчезает приятным сердцу воспоминанием. Она оборачивается и с удивлением видит, что Грейс переместилась с дивана на кресло. Ее мокрые от слез глаза блестят. Сначала Карина думает, что Грейс растрогал шопеновский ноктюрн. Но потом прислушивается.

И прислушивается. И ждет, и задерживает дыхание, силясь расслышать вдох. В комнате стоит полная тишина. Она ждет, пока не знает точно, пока не уверена.

Его больше нет.

Эпилог

Карина стоит в комнате Ричарда, в руках у нее пустая картонная коробка. После его смерти прошло восемь дней. Она избегала сюда заходить.

Билл принес коробки для одежды Ричарда. Она отдаст ее на благотворительность. Карина стоит не двигаясь и обводит взглядом все оснащение, которое являлось частью ее жизни каждый день на протяжении месяцев, а сейчас превратилось в брошенные за ненужностью реликвии прошлого. Медицинская кровать, кресло-коляска, подъемник Хойера, отсасыватель, откашливатель, БиПАП, мочеприемник-утка, вращающийся диск. Она предложит их и все, что еще могла забыть, «Керинг хелс».

Карина ставит коробку на пол, но не знает, с чего начать. Без Ричарда комната рождает в ней странные ощущения. Карина думает, что, после того как отсюда все вывезут, комната опять будет использоваться по старому назначению, но не может себе этого представить. Он прожил в ней всего четыре месяца, но теперь здесь ничего не напоминает о прошлом. Ричард болел БАС в этой комнате. Карина смотрит на пустую кровать, кресло-коляску, рабочее кресло и повсюду чувствует его энергетический отпечаток. Эта комната до сих пор пропитана яркими воспоминаниями о Ричарде и его БАС. На глаза наворачиваются слезы, и она трет руки, по которым побежали мурашки. Или же он решил преследовать ее в виде призрака?

Карина садится за стол Ричарда и вертится в кресле. Может, Грейс захочет оставить его компьютер себе. Вчера она вернулась в университет. Похоже, с ней все в порядке. Хорошо, что у нее есть занятия, друзья и напряженное расписание. Это помогает упорядочить жизнь и заставляет двигаться вперед.

В доме снова тихо. Не слышится больше ни жужжания БиПАПа, ни сигнала тревоги, когда маска съезжает набок, никто не кашляет, не давится, не задыхается. Все эти звуки были, а теперь нет. Ричарда больше нет.

Что ей теперь делать? Она чувствует знакомую пустоту, как будто в желудок проваливается что-то тяжелое и вызывающее тошноту, словно она съела какую-то дрянь. Может, ей стоит возобновить уроки? Или упаковать все свои вещи и перебраться в Нью-Йорк? Сердце бьется чаще в нервном возбуждении от столь смелой мысли. Она крутится в кресле, так и не определившись с ответом.

Может, пока будет достаточно упаковать одежду Ричарда. Она вздыхает, но остается в кресле. Вместо этого проверяет с телефона свою электронную почту. Первым среди входящих писем значится сообщение от доктора Джорджа. Она его открывает.

Дорогая Карина,

я очень сожалею о том, что случилось с Ричардом. Мне было очень приятно с ним познакомиться, хотя наше знакомство вышло недолгим. Насколько я знаю, по Вашим словам, Ричард решил, что, когда придет время, он будет пользоваться голосом, синтезированным компьютером, а не собственным голосовым банком. В общем, я перепроверил то записывающее устройство, которое я Вам одалживал, хотел подчистить его перед тем, как передать следующему пациенту, и на нем обнаружилось одно послание в наследство, это будет Вам интересно. Вы найдете его в приложении к письму.

Будьте здоровы,

доктор Джордж

Она колеблется, но потом нажимает на MP3-файл в приложении.

«Пи-вет, Карина! М-не на-ви-ся, чо до-тор Жорж наз-вал э-то по-ла-ни-ем в на-ле-сво. Я ду-мал о том, ка-кое на-ле-дие я о-са-лю по-ле се-бя. Мо-ю ка-ре-ру пи-ни-са? И-ли Г-Г-Грейс? Хо-о-шо бы Г-Г-Грейс.

А мо-же, и э-то. То, чо я до-лен те-бе ка-зать.

Ка-ри-на. Про-си меня. Про-си, чо и-ме-нял те-бе. Про-си, чо из-за ме-ня ты бо-си-ла жаз. Я бы те-бе у-жа-ным му-жем. Ты до-сой-на лу-ше-го.

Ели