Я знаю, что папа делает всё, чтобы облегчить дальнейшую судьбу Стаса, и стараюсь помочь всем, чем я могу. Поэтому покорно выхожу с ним из больницы и сажусь в его машину. Я вся во внимании, похоже действительно что-то важное. Папа смотрит перед собой, постукивая пальцами по рулю и вздыхает.

— Задержанный Сергей Мухлынин требует с тобой встречи, — говорит он, и я замираю, обдумывая его слова. — Он хочет сделку: разговор с тобой в обмен на показания. Но ты не обязана, — быстро добавляет папа и смотрит на меня.

Я ни секунды не сомневаюсь в своём решении.

— Поехали. — Пристёгиваюсь ремнём безопасности и уверенно смотрю на отца. Он внимательно меня разглядывает, но заводит машину, и мы отъезжаем от больницы.

Я не боюсь Муху. Это я его отправила туда, где он находится. Его и их босса Тарантино. Я, маленькая хрупкая девочка, так ошибочно недооценённая ими. Я хотела убить их. Убить за то, что они сделали со Стасом, с Игорем и Ваней. Но не смогла, я не убийца. Теперь же я хочу, чтобы им досталось самое суровое наказание, чтобы они никогда больше не видели свободы, чтобы медленно гнили за решёткой, как мусор на свалке.

Отец паркуется у следственного изолятора. Прежде чем зайти внутрь, он останавливает меня:

— Ты уверена? — взгляд его пытливых серых глаз ищет во мне неуверенность и страх, но он их не найдёт.

— Более чем, — спокойно отвечаю я. Что я теряю, в конце концов?

Мы регистрируемся в журнале посещений, проходим досмотр, получаем инструктаж. Я, если честно, пропускаю это мимо ушей, отец всё равно знает эту процедуру наизусть.

Нас заводят в небольшую комнату. Светло-серые каменные стены, на полу коричневый линолеум, под самым потолком маленькое окошко с решёткой. Под окном стоит стол и стул, прикрученные к полу, а на противоположной стороне «клетка», внутри которой также стоит прикрученный к полу стул. На нём, опустив голову вниз, сидит Муха, его руки лежат на коленях, скованные наручниками. Непроизвольно ёжусь, при виде железных толстых прутьев защитной перегородки.

— Разговор будет один на один, — вскидывает голову Муха, смотря прямо на моего отца. — Или его не будет вообще, — добавляет он развязным тоном.

Я поражаюсь тому, что этого ублюдка абсолютно не напрягает клетка, в которой он сидит. Он ведёт себя также нагло, как будто находится на свободе. Он чувствует себя королём положения.

— Я не против, — откликаюсь таким же тоном, и парень переводит на меня свой ледяной взгляд. — Олег Николаевич, оставьте нас, — обращаюсь к своему отцу подчёркнуто официально, ведь мы пришли по делу, а не в гости.

Папа стискивает зубы, но кивает.

— Я рядом. За дверью, — тихо говорит он и выходит. Дверь за ним закрывается со щелчком замка.

Теперь мы одни. Я медленно подхожу к стулу и присаживаюсь. Уверенно закидываю ногу на ногу, руки складываю на груди. Муха с улыбкой следит за моими движениями, а я пытаюсь догадаться, чего он хочет от меня.

— Слушаю тебя, — начинаю первая, потому что он молчит.

— Предлагаю тебе сделку, — он откидывается на спинку стула.

— Ты уже предложил: разговор со мной в обмен на показания, — твёрдо говорю я и вижу, как он усмехается.

— О, то была сделка для следователя, детка. Тебе я предлагаю другую, — он скалится, а я жалею, что не могу врезать по его напыщенной морде, а лучше по яйцам. Пожалуй, сейчас эта клетка оберегает его, а не меня. — Ты же хочешь, чтобы Ярый вышел сухим из воды?

Моё сердце ёкает.

— Вижу, что хочешь, — он не прячет самодовольную улыбку.

— Твои условия? — потянув немного времени произношу я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Муха встаёт, подходит к решётке и обхватывает прутья ладонями, от чего наручники издают металлический скрежет.

— Мне ужасно интересно, что в тебе такого особенного, что Ярый слетел с катушек и предал всех нас, — медленно говорит он. — Ты даёшь мне… узнать тебя поближе, — усмехается Муха. — А я скажу, что Ярый вообще не при делах. Так скажем, возьму всё на себя. Как тебе такое предложение? По-моему довольно щедрое.

Я ожидала чего-то подобного, потому что Муха будто помешался на мне. Поэтому сразу всё решила для себя. Этого никогда не будет. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких условиях. Я прекрасно понимаю, чего добивается Муха. Он хочет уничтожить нас обоих. Разве я могу допустить это? Да, и вообще что за отвратительное предложение? Он явно меня с кем-то перепутал. Да, Стасу тоже грозит срок, но я верю, что отец сделает всё, что в его силах. И я тоже. Я не отдам его за решётку без боя! Но не таким способом.

Я поднимаюсь, подхожу ближе к клетке, и упрямо глядя в глаза этого подонка, отвечаю:

— Этого не будет. Что бы ты ни сказал, против Стаса ничего нет, — я блефую. — Он останется на свободе, а ты отправишься туда, где тебе место. Это ты похитил меня. Ты держал меня в сарае. Ты пытался меня изнасиловать, — я говорю чётко, и с каждым словом моя уверенность только крепнет. — А он спас меня. Это ты предал своих друзей: Стаса, Игоря, Ивана. Ты и твой ублюдочный Тарантино, и вся ваша шайка получите по заслугам. Я добьюсь этого, можешь мне поверить! Так что пересмотри свои условия, Муха. И подумай, чем я тебе могу помочь! И что ты можешь предложить мне взамен!

Я не замечаю, как перестаю дышать, выплёскивая на него всю свою злость. И теперь пытаюсь отдышаться, хватая ртом мерзкий воздух камеры, по-прежнему не сводя уничтожающего взгляда с заключённого.

Муха больше не улыбается. Он грозно смотрит на меня, стиснув зубы, и я понимаю, что мне удалось заставить его задуматься.

— Какая речь! — громыхает он — Ярый и правда не прогадал, выбрал тёлку себе под стать. — Задумчивая улыбка мелькает на его лице, и я удивляюсь этой перемене. — Он здесь? Меня держат в одиночке, — как-то смущённо произносит Муха, потупив взгляд.

— Нет. Его здесь нет, — настороженно отвечаю.

Неужели он ничего не знает?