Воспоминания о прошлом накатило волной неконтролируемого ужаса, Татьяна замерла, не в силах сделать ни шагу. Хотелось сжаться в компактный такой комочек и залезть в самую маленькую щелочку. И чтобы никто не нашёл.

Наяна попыталась выбраться наружу, даже дверку кареты приоткрыла.

— Госпожа, на нас напали. Сброд какой-то. Давайте спрячемся в кустах у дороги.

— Сиди тихо, ещё нарвешься на кого, — шикнула на неё Татьяна, приготовившись в случае чего дать отпор. «Вот и пригодился купленный арбалет», — мысленно похвалила саму себя за предусмотрительность, укладывая болт на ложе оружия и нацеливая его в сторону дверцы.

Минут через пять Наяна всё же не усидела и решила выглянуть наружу, едва не словив случайную стрелу. Девушка, заскулив от страха, сползла на пол и попыталась забиться под сиденье.

В этот момент кто-то попытался открыть дверку кареты, и совершенно не ожидавшая этого Таня, просто нажала на спусковой рычаг, а после, словно в замедленной съемке наблюдала, как пущенный болт с силой врезается прямо в середину лба какого-то лохматого мужика. Мужик завалился на спину, но в туже секунду на его месте появился другой, и не успела Таня и ахнуть, как оказалась вытащена за косу из кареты.

— Эй, бросайте оружие или я вашу ледю сейчас прирежу!

Для Тани это всё показалось ожившим наяву кошмаром, которому нет конца. Было страшно, и единственное желание — выжить.

Что должен чувствовать человек, которому к горлу приставили острозаточенное лезвие? Говорят, эти мгновения перед глазами проносится вся твоя жизнь, каждый её миг, значимые события и дорогие лица. Ты вдруг понимаешь, что завтра может и не быть, что от Вечности тебя отделяет всего лишь воля твоего убийцы.

Таня чувствовала только охвативший её ужас. Что-то огромное, недовольное шевельнулось в груди. Она почувствовало давление и жжение одновременно. Её, словно распирало изнутри. На мгновение в глазах потемнело. Таня попыталась сфокусировать взгляд на происходящем вокруг. Охрана замерла, насторожено поглядывая в Танину сторону и явно не зная, как поступить.

И её словно прорвало:

— Да, чтобы вы всё сдохли!

И отпустив накопившую силу на волю, чувствуя, как её омывает водный поток, тянет куда-то, несёт прочь, подальше от людей, там, где покой и безопасность.

Силы сошедшихся в поединке мужчин оказались примерно равны. Примерно, потому что один из противников был моложе и более выносливее, но за плечами второго стояли опыт и умение использовать малейшую слабину соперника. Вот только в бою сошлись не просто соперники, а непримиримые враги, и закончиться он мог лишь смертью одного из них. Только так.

Экшворд встретил удар Каэтано на лезвие своего клинка и умудрился его оттолкнуть, вот только воспользоваться этим и атаковать не вышло. Резкая боль, охватившая словно обручем, запястье левой руки, вынудила его выронить дагу и возмущённо зашипеть. Недруг тут же воспользовался заминкой Эша, чтобы перейти в наступление. Удар, уход в глухую защиту, противник снова насел, не желая давать времени на передышку.

Эш только зубы стиснул в ответ на попытку графа его прирезать. Силён, нечего сказать. И опытен, как старый змей. Одна надежда — измотать физически или вывести из себя, чтобы начал совершать ошибки. Знать бы ещё, где у этой змеюки слабое место?

— Я знаю обо всех твоих делишках, Каэтано. Только не понимаю почему? — с трудом переведя дыхание, поинтересовался Эш. — Богат, знатен, дочка-красавица, чего тебе ещё не хватало? Зачем тебе это было нужно?

— Зачем? — некрасиво взвизгнул граф, с ненавистью глядя на Экшворда. — На твоём месте должен быть я! И титул, и земли мои по праву рождения! Мои! Мою мать выставили виновной в измене, когда её вины в том не было. Насилие ничем нельзя оправдать.

— А было ли оно? — усмехнулся Экшворд, желая ещё больше вывести противника из себя и вынудить совершить ошибку. — Я слышал иное. Леди Аурика, по слухам, проходу моему деду не давала. Какой дурак откажется от лакомого кусочка, так настойчиво предлагаемого? Тем более, что мой дед у твоей матушки был далеко не единственный любовник, и даже не в первом десятке, — и увидев, какой ненавистью полыхнули глаза графа, продолжил уже более уверенно:

— Мне непонятно иное. Ты, предполагая наше возможное родство, попытался уложить свою дочку в постель к моему брату. Зачем?

— Не твоё дело!

— А чем перед тобой и Аквикой провинилась моя жена, что вы решили от неё избавиться?

— Которая, первая или вторая? — издевательски поинтересовался Каэтано, кивая на всё ещё ноющее левое запястье Эша. — Ты же теперь, как я понимаю, дважды вдовец.

И совершенно не ожидал взрыва ярости, охватившей герцога. Который внезапно, совершенно наплевав на собственную жизнь, сделал почти невероятное — нанёс смертельный удар. Экшворд вывернулся из захвата графа, и умудрился нанести удар, по открывшемуся от неожиданности противнику, вкладывая в это действие не только оставшиеся силы и ненависть, но и магически сжигая все защитные амулеты Каэтано.

Лезвие клинка вошло точненько в сердце, обрывая жизнь давнего врага. Однако богиня Судьбы помогав в большом, не могла не напакостить в малом. Вонзившийся чуть ниже рёбер меч графа, лишил последнего остатка сил. Эш только удивлённо вздрогнул, чувствуя болезненный укол и сильнейшую слабость, навалившуюся следом.

— Рей! — заорал Даниэль, бросаясь к покачнувшемуся Экшворду, и едва успел подхватить того буквально за мгновение до падения наземь. — Ты ранен?

— Пустяки, — еле слышно прошелестел тот в ответ. — Царапина. Сама пройдёт. Дан… Тьяна… она умирает. Я чувствую, как из меня тянет энергию, и рука болит. Вот… смотри.

Экшворд с трудом приподнял левую руку и показал запястье, где вместо яркой, чётко видимой супружеской метки, сейчас проступали едва заметные линии морозного узора. Совсем иного, не похожего на прежний. Даниэль вгляделся в белоснежные линии, почти неразличимые на фоне такой же, буквально на глазах бледнеющей кожи, ругнулся и крикнул позвать целителя. Рана, которую Эш в пылу поединка обозвал царапиной, на самом деле оказалось намного глубже и серьёзней. А стремительная потеря крови могла закончиться для Сумеречного герцога совсем плачевно.

Волны ласково омывали тело, тёплая вода баюкала, ластилась к ней, словно котенок, обнимала и защищала. Море с шумом выплёскивалось на берег, шуршало галькой, оставляя на берегу неугомонных крабов. Сказочное место. А Таня так давно не отдыхала на море, что просто не хотелось никуда отсюда уходить.

Солёный ветер на губах, крики чаек. Вот только одна самая упитанная и наглая решила познакомиться поближе. Она спланировала Тане чуть ли не на голову, блеснув при этом ярко-зелёным глазом. «Странная чайка», — мелькнула на задворках сознания мысль.

— Сама ты странная, — вполне внятно ответила ей нахохлившаяся чайка. Птица всё норовила подобраться поближе, заглянуть в глаза. «Выклевать хочет», — снова шевельнулась ленивая мысль в голове.