имею в виду. – Она мягко зевнула. – Думаешь, я… безнадежна?

– Любого, кто прожил хотя бы полжизни, можно так назвать.

– Ты продолжаешь уклоняться от ответа.

– Нет, это ты продолжаешь упускать суть, – спокойно сказал я, повернувшись и посмотрев на нее с другого конца комнаты. Ее глаза блестели в темноте. Я не понимал, плачет ли она, устала или и то, и другое вместе.

– У тебя есть проблемы, да. Я знаю не так много людей, у которых их нет. Ты предполагаешь, что у всех остальных все в порядке. В лучшем случае это неточно, а в худшем – саморазрушительно.

– Я знаю не так уж много женщин, кто втягивал себя в такую же ситуацию, в какой я оказалась с Крейгом. – Хэлли ковыряла обтрепанный край пододеяльника. По ее щеке скатилась слеза.

– Ты знаешь не так уж много женщин, на этом все, – прошептал я.

– Что ты имеешь в виду? – Она фыркнула.

– Все твои подруги фальшивые. Ты сама так говорила. Ты окружаешь себя людьми, которые скрывают боль так же, как и ты. Ведешься на их игру, а они на твою.

Хэлли молчала.

– Но это неважно. Ты не втягивала себя ни в какую ситуацию. Это все Крейг. Тебе было четырнадцать. Юная, впечатлительная, родителям следовало заботиться о тебе. Он должен сейчас гнить в тюрьме.

– Он не может отправиться в тюрьму.

Я ничего не ответил. Том подвесил бы меня за яйца, если бы я переступил черту и испортил это задание. И не зря. Я бы отреагировал так же. Но ситуация уже не так проста, как раньше.

– Кроме того, если ты так ненавидишь насилие… – начала она.

– Стоп, – оборвал я ее. – Это не одно и то же. Совсем непохоже. Мои фантазии и предпочтения не имеют ничего общего с реальностью.

– Тогда откуда они у тебя?

Я сглотнул.

– Когда я рос, секс представляли мне чем-то вроде задачи. Тот мужчина, о котором я тебе рассказывал, Моруцци, он заставлял меня и других детей совершать для него дурные поступки. А в качестве платы за работу нанимал для нас проституток. Секс не был вопросом желания. Он входил в обязательную программу. Обряд посвящения. Долгое время секс ассоциировался у меня с чем-то, что я обязан был делать.

– Значит, это твой способ вернуть себе сексуальность, – выдохнула Хэлли.

– Да. – Я впервые признался в этом кому-то.

– Поняла. Но тогда почему меня все это возбуждает?

Я задумался.

– Может, потому, что ты хочешь напомнить себе о самом главном.

– О чем?

– Что ты это пережила.

Молчание затянулось, прежде чем Хэлли вновь заговорила:

– Сегодня все выглядело так, будто ты заботишься обо мне. – Она пошевелилась под одеялом.

– Просто выполнял свою работу. – Я прочистил горло. Его сковало напряжение.

– Твоя работа заключалась в том, чтобы защитить меня, а не почти убить его.

– У некоторых клиентов имеются привилегии.

Снова молчание.

– Рэнсом?

– Что?

Хэлли колебалась. Я затаил дыхание. Хотя не стоило. Я избегал ее семь дней. Мне нечего ждать от ее дальнейших слов.

– Может…

Нет.

– Ты мог бы…

Черт, нет.

– …обнять меня?

Хуже всего то, что в действительности я неспособен сказать «нет». Мне хотелось. Но сейчас я не мог ей ни в чем отказать.

Не отдавая себе в том отчета, я поднялся и обогнул кровать. Проскользнул под одеяло, оставаясь на дальнем конце матраса. Хэлли не обернулась. Я обнял ее за плечи, оставив между нами место для Иисуса и еще нескольких библейских личностей, если они захотят втиснуться.

Хэлли дрожала как лист. Меня душило нестерпимое желание зарезать Крейга, чтобы от него не осталось ничего, кроме пыли и этих фальшивых зубов с винирами.

Медленно, в надежде успокоить ее, не пробудив мой член – который не испытывал никаких сомнений относительно страданий Хэлли, – я начал гладить ее по волосам. Они были мягкими и длинными. Пахли кокосом и цветами. Поскольку я никогда раньше не обнимался – вряд ли даже произносил это слово вслух, – то пошел по сценарию, который видел в кино.

Ее дрожь постепенно стихла.

– Я хочу убить его, – донесся до меня ее шепот.

– Могу сделать это для тебя, – ответил я, шутя лишь наполовину.

– Ты когда-нибудь убивал?

Я замер, моя рука остановилась на ее затылке.

– Не бери в голову. – Хэлли подвинулась ближе, прижимаясь ко мне, и вздохнула. – Не хочу знать, потому что это не имеет значения. Ты все равно единственный, кто относится ко мне уважительно. Разве это не печально?

– Очень, – признался я, с трудом сглатывая. Мой член упирался в ткань, прекрасно осознавая, что единственной преградой между ним и задницей Хэлли были хлипкие потертые боксеры.

– Продолжай обнимать меня.

– Тогда перестань ерзать, – огрызнулся я.

– Почему? – ее голос понизился на октаву, приобретая страстные нотки.

– Потому что мой член такой же тяжелый, как и твой день, и мне бы очень не понравилось, если бы мои яйца сейчас взорвались.

В ответ она шевельнула своей соблазнительной попкой. Мой возбужденный член оказался между ее обтянутыми тканью ягодицами. Я взглянул вниз под одеяло. Передо мной предстало самое горячее зрелище, которое я когда-либо видел.

– Хэлли. – Закрыв глаза, я отполз назад. Половина моего тела свисала с проклятого матраса. Я уже готовился свалиться с кровати, но все же обнял ее.

– Хм-м? – Она придвинулась к моему паху, двигая задницей вверх-вниз, и принялась тереться о мой член, который совершенно не нуждался в дополнительном поощрении, он уже истекал смазкой, раскачивался, подергивался, упираясь ей в зад. Хэлли мурлыкала. Она точно знала, что делает.

– Перестань, – простонал я, мои яйца напряглись.

– Видишь ли, я знаю, что должна это сделать. – Она протиснула одну ногу между моих, продолжая тереться об меня. – Но ты единственный мужчина, который когда-либо заставлял меня чувствовать… желание.

– Видишь ли, раз говоришь такое доминанту, то все, что здесь происходит, должно немедленно закончиться, поскольку из нас двоих в этой комнате я взрослый.

Слова звучали и ощущались правильно. Я достаточно долго практиковал такой образ жизни, чтобы знать границы – свои и своих партнерш, – и все же не мог, черт возьми, отказать Хэлли.

Она просунула руку между нами и обхватила мой член через ткань.

– Я хочу тебя, Рэнсом.

– Я не хочу тебя уничтожить, – прохрипел я. А уничтожал я все, к чему прикасался. Если только это не было связано с работой.

– Все равно сделаешь это. – Ее рука скользнула в мои боксеры, большой палец размазал смазки по головке члена, потирая чувствительную плоть. – Не так уж много осталось из того, что можно уничтожить.

Остатки моего самоконтроля разбились вдребезги. Я развернул ее лицом к