и, даже, мне кажется, полюбила. Наверное полюбила: мне доставляет удовольствие приносит им радость. Вам приносить, Байрамали Эльшановичу, другим врачам, медсестрам и санитаркам. Потому что я увидела, что вы все о людях заботитесь, даже о незнакомых, не потому что вас кто-то заставляет так поступать, а потому что для вас это состояние естественно. И мне всех таких людей — а их все же большинство — радовать хочется, но есть и такие, которых я с удовольствием бы убила.

— Не думаю, что убийство может доставить удовольствие.

— Наверное, я неправильно выразилась. Не удовольствие от убийства, а удовлетворение от хорошо выполненной работы. Я же хочу, по-настоящему хочу приносить людям счастье, но иногда это можно сделать, лишь уничтожив тех, кто им с радостью несчастье приносит.

— А может быть, таких людей лучше перевоспитать? Сейчас они хотят гадить, а если им мозги вправить, то потом они стране, людям всем тоже счастье принесут?

— Иван Михайлович, вы же педиатр, и прекрасно знаете: воспитать или перевоспитать детей нетрудно. Детей в возрасте лет так до десяти, а вот после этого их уже не перевоспитать. Они уже впитали в себя от родителей, от окружения какие-то стереотипы и их можно сломать лишь… примерно таким способом, как перевоспиталась я. То есть через смерть, с полной потерей памяти, с полной потерей прежних мыслей и навыков. Я узнала: оказывается до того, как вы меня здесь вернули к жизни, я была тупой и драчливой девчонкой, училась плохо, в одиннадцать лет даже читала едва — но часто воровала у одноклассников всякие мелочи и в драках старалась соперников не просто побить, а изувечить. То есть была я совершенно антисоциальным элементом, готовым кандидатом в уголовники. Иным способом меня — да и сотни тысяч таких, как я была — перевоспитать не выйдет.

— Ты в этом так уверена?

— Ну вы же знаете, сколько у меня наград правительственных…

— Знаю, что много, а сколько… ты же никогда их не надеваешь и даже не рассказываешь о них.

— И вы не рассказывайте. Но вторую звезду Героя Советского Союза я получила за то, что уничтожила одну мразь. Лично уничтожила, вот этими самыми руками. Причем пришлось уничтожить вместе с ним и всю его семью — и я ни секунды в содеянном не раскаиваюсь. Потому что я знаю, как в такой семье воспитываются дети и какие еще большие мрази из них вырастают. Мразей, на наше счастье, среди людей немного, но они самим своим существованием портят жизнь другим людям. А главное — они стараются, и часто очень успешно, и других людей, главным образом детей, сделать такими же мразями. Вот на Западной Украине, когда МГБ зачищало разных лесных братьев, самую большую помощь этим бандеровцам оказывали дети и подростки, причем детишки лет по тринадцать-четырнадцать отличались самыми жестокими зверствами. Их можно в какой-то степени запугать, но нельзя перевоспитать. А запугивать их долгие годы… проще и рентабельнее их уничтожить. Физически уничтожить, чтобы они, даже в своем запуганном состоянии не творящие зло сами, не могли воспитывать следующие поколения зверенышей.

— Возможно, ты и права… если рассуждать с точки зрения государства в целом, то скорее всего права. Я как-то раньше об этом не задумывался.

— Потому что у нас здесь, в Коврове, люди все же нормальные. Некому тут было зверенышей воспитывать, и это, с одной стороны, хорошо.

— А с другой?

— А с другой стороны у нас не выработался иммунитет к таким зверенышам. Организм с иммунитетом просто убивает вредных микробов, а без иммунитета может и сам погибнуть. Так что я, наверное, просто решила стать прививкой от самой страшной болезни. Процедура точно не самая приятная, но главное — чтобы организм выжил и не сломался.

— Ну что я могу сказать… дай бог тебе удачи. Но… ты знаешь, у нас твоя прививка, похоже, сработала, так что если тебе какая-то помощь понадобится…

— Я непременно попрошу вас о помощи. Вас — это я имею в виду всех ковровцев. Но лишь тогда попрошу, когда без такой помощи мне будет не обойтись: все же у меня-то души нет, а людям свои души пятнать подобным — дело не самое хорошее. Нужное, но обычно для этого есть специально обученные люди, и вот о них я теперь в первую очередь и забочусь. А что на других моей заботы не хватает…

— На нас твоей заботы уж точно хватило, мы все под сенью твоей заботы теперь живем — и живем неплохо. А ты уже девочка большая, тебе и решать, кого ещё под сень заботы своей прятать. И не волнуйся насчет Глеба Максимилиановича: мы все, что нужно, сделаем. Он ведь тоже человек хороший, достоин твоей… нашей заботы? Раз ты так считаешь, то мы спорить не будем: какой дурак будет спорить с доброй волшебницей? А что ты добрая, в этом у нас уж точно сомнений нет…

Глава 26

Правильно поставленная государственная пропаганда плюс серьезная социальная поддержка определенной части населения иногда творит чудеса. Но эти чудеса серьезно напрягают государственные же службы социальной поддержки и, конечно же, министерство финансов. В пятьдесят третьем году в стране родилось (или должны были родиться) почти девять миллионов детей, из которых четыре миллиона — у матерей-одиночек, и чтобы этих женщин страна могла содержать пока дети не подрастут, требовалось минимум по два миллиарда рублей в месяц. А чтобы матерям замужним «обидно не было», нужно было к этим суммам добавить еще по миллиарду. И это — только на прокорм и одежду, кроватки детские (ну, хоть их нужно было все же в районе миллиона, так как большей частью детская мебель кочевала от малыша к малышу), которые тоже изготовить требовалось. А в очень даже обозримом будущем всем этим детям нужны были поликлиники детские, ясли и сады, а затем и школы, которые тоже по мановению волшебной палочки не появляются.

И вот чтобы все необходимое выстроить, требовались всего лишь дополнительные рабочие руки. Дети эти, когда вырастут, свои руки, причем очень даже рабочие, стране предоставят — но это еще когда будет, а строить уже было нужно очень многое и очень быстро. Ситуация складывалась исключительно напряженная, в Госплане по поручению Сталина срочно прикидывали, какие из «великих строек коммунизма» можно притормозить — но тут появился товарищ Мао. Аньин Мао, приехавший в сентябре в Москву по приглашению товарища Шапошникова…

По сравнению с лучшим довоенным сороковым годом рождаемость выросла на пятьдесят процентов, младенческая и детская смертность упала в четыре раза — но проведенная с Таниной подачи серьезная работа привела к тому, что с роддомами и детскими поликлиниками все было гораздо лучше, чем в сороковом. А вот со школами и детскими садами лучше хотя и стало, но ненамного, к тому же ясли вообще лишь после войны стали массово появляться — и их было крайне мало. Проблему старались решать «на местном уровне», причем большей частью методами народных строек (то есть люди добровольно и бесплатно что-то строили), но такие стройки и времени много требовали, и качество выстроенного оказывалось… средненьким. Да и выстроенное требовалось как-то оборудовать, а тут оборудование уровня библейских яслей все же не годилось…

Но переговоры с товарищем Мао многие проблемы тут же решило. То есть не то чтобы «тут же», но стало понятно, что очень скоро основные проблемы будут решены. Китаю были нужны новые заводы — и с этой СССР мог справиться, все же станкостроение с войны успело серьезно продвинуться вперед, и если не в качественном, так в количественном отношении задача выглядело вполне подъемной. Но на новых заводах в Китае должны были работать уже обученные рабочие — однако и обучить рабочих в СССР было несложно, ведь речь шла и нескольких тысячах рабочих, ну, нескольких десятках тысяч. Однако у южного соседа был огромный никак не используемый людской потенциал, который там даже прокормить толком пока еще не могли — так что Аньин согласился, что не очень нужные на родине китайские мужчины вполне могут заработать себе на еду на стройках Советского Союза. В особенности, если эти мужчины служат в армии и строго блюдут воинскую дисциплину, в общем случае сводящуюся к тому, что «нужно делать что приказано».

По расчетам Госплана в СССР требовалось за год выстроить чуть меньше восьмидесяти тысяч яслей и чуть больше сорока тысяч детских садов в течение следующих двух лет. На самом деле этих заведений требовалось гораздо больше, но больше просто не потянула бы экономика, ведь даже самые простые деревенские ясли — это и отопление, и водопровод, и мебель всякая. Посуда, игрушки, белье постельное и очень много еще чего.