Он наваливается на нее всем своим весом, прижимая свои бедра к ее бедрам, придавливая ее. Веревка начинает натягиваться. У нее осталось всего несколько мгновений. Ее мысли теряют фокус. Он не снял пиджак. Он полностью одет. Он не собирается заняться с ней сексом? Часть с удушением всегда была для него чем-то сексуальным. Почему не сейчас? Наверное, убийство не делает с ним то же самое. Может, он займется сексом с ее безжизненным телом…

– Они никогда не узнают, – говорит он, наклоняясь к ней и улыбаясь.

Она смеется – это больше похоже на сдавленное бульканье.

– Это ты так думаешь, – успевает сказать она, прежде чем вздернуть руку и впиться ногтями ему в шею. Он с руганью отбрасывает ее руку, затем опять дергает за веревку. Еще сильнее. Глаза у нее вылезают из орбит – кажется, что они вот-вот выскочат из черепа. Зрение у нее затуманивается, а голова становится легкой. Может, в своей следующей жизни она чего-нибудь добьется. И научится избегать таких людей, как Том.

Пытается сделать вдох, но ничего не выходит – ее дыхательные пути полностью перекрыты. Она не хочет доставлять ему удовольствие, не хочет, чтобы он наслаждался ее паникой, царапается, пытается отбиваться – но не может противиться неодолимому. Тому инстинкту самосохранения, о котором все слышали – даже когда смерть неизбежна, вы боретесь с ней до последнего.

Она надеется, что это не сойдет ему с рук.

Глава 72

Бет

Сейчас

Это был мой собственный крик? Или Поппи? Вскакиваю с постели и бегу через лестничную площадку в комнату дочери.

Ее диснеевская кроватка пуста.

– Поппи! – Опускаюсь на четвереньки, чтобы заглянуть под нее. Там не так много места, чтобы она могла спрятаться, но почему-то все равно проверяю. Опять зову ее по имени; кровь у меня в ушах шумит так оглушительно, что я, наверное, и не услышу, если она мне ответит. Мои шаги звучат как раскаты грома, когда я быстро спускаюсь по лестнице.

– Поппи, в чем дело? – Бросаюсь к ней, заключая ее в объятия. – Почему ты внизу, детка?

Ее маленькое тельце кажется одеревеневшим от напряжения, и она не сводит глаз со входной двери. Тоже перевожу взгляд туда.

– Тебе приснился плохой сон, Поппи? – Беру ее за плечи и осторожно встряхиваю, чтобы вывести из транса. У нее никогда еще не было ночных кошмаров, но вот у меня в детстве были, так что гадаю, не начинает ли она идти по моим стопам. Меня это не удивило бы, учитывая последние несколько недель. Как бы я ни пыталась оградить Поппи от происходящего, она все равно много чему стала свидетелем – нашествия журналистов, инцидента с плевком – и, скорее всего, приняла это близко к сердцу. И вот теперь ее маленький мозг не в силах с этим справиться.

– Почему ты плачешь, мамочка? – спрашивает она, наконец поворачивая ко мне голову. Крепко обнимаю ее.

– Я не плачу, моя маленькая Поппи-поппет. Просто у меня глазки устали.

Еще одна ложь. Похоже, что в последнее время мне так часто приходится врать, что теперь это дается мне без всякого труда.

– У меня тоже, – говорит она, потирая глаза. – Я проснулась, потому что тут что-то громко бумкало.

– А-а, понятно… Бумкало тут, внизу?

– Вроде да.

– Тебе надо было сперва прийти и разбудить меня, Поппи. Всегда сначала приходи к маме, хорошо?

– Ну ла-а-адно! – Она утыкается головой мне в грудь, а я поднимаю ее и несу обратно наверх. Уложив Поппи и поглаживая ее по макушке, дождавшись, пока она опять не уснет, еще раз спускаюсь вниз. Везде включаю свет и тщательно проверяю каждую комнату, теряясь в догадках, что за шум она могла услышать. Вроде ничего не падало – все на своих местах. Наверное, это ей просто приснилось.

Прежде чем опять подняться по лестнице, выглядываю из окна гостиной, выходящего в сад. Небо чернильно-черное, луна полная. Ее белое сияние дает достаточно света, чтобы я смогла понять, что там могло «бумкать». Все мое тело замирает, руки покрываются гусиной кожей. Накативший страх ледяными когтями сжимает сердце.

Какой урод мог такое сделать?

Я не могу оставить это до утра – на нечто подобное уже нельзя просто не обращать внимания или легкомысленно забить, как на тот плевок. Мчусь обратно наверх, одолевая по две ступеньки за раз, хватаю с прикроватной тумбочки мобильник.

Она берет трубку после второго гудка.

– Детектив-констебль Купер? Это Бет Хардкасл. Мне нужно, чтобы вы приехали ко мне в коттедж. Срочно!

– Бет, что случилось? – Голос у Купер малость заторможенный. Похоже, я ее разбудила.

– Какой-то гад побывал у меня в саду, – говорю я. И, прежде чем успеваю что-то объяснить, Купер говорит, что сейчас попросит местную полицию прислать ко мне машину.

– Спасибо. Эти трусливые твари наверняка уже давно смылись. Но мне все равно нужно, чтобы полиция что-то сделала – это уже выходит за всяческие рамки. Я не чувствую себя здесь в безопасности.

– Хорошо, Бет. Постарайтесь сохранять спокойствие. Сама я, как понимаете, не смогу быстро добраться до Лоуэр-Тью, но давайте я сейчас с ними свяжусь и сразу вам перезвоню.

Проходит всего пара минут, прежде чем звонит мой телефон.

– Два констебля – один из них мужчина, другой женщина – сейчас направляются к вам, Бет. Их зовут Мамфорд и Хопкинс. Открывайте дверь только им – больше никому.

– Ладно, спасибо, детектив-констебль Купер.

– Кстати, можете называть меня Имоджен. Если каждый раз будете повторять «детектив-констебль», язык сломаете.

Она пытается поддерживать разговор со мной, успокоить. Но тошнота уже подкрадывается от моего желудка к горлу.

– Ладно. Скоро их ждать?

– Думаю, минут через двадцать.

– Двадцать?! Наверное, мне надо было сразу набрать три девятки[26].

Это слишком долго. А что, если кто-то уже пробрался в коттедж? За двадцать минут много чего может произойти.

– Сожалею. Однако это не было бы быстрее – только не с учетом вашего адреса. Вот вам все прелести жизни в глуши.

– В последнее время не вижу никаких прелестей.

– Я знаю, момент сейчас у вас непростой. Это наверняка какие-то кретины, просто пытающиеся напугать вас…

– И это им удалось, детек… Имоджен. Вам обязательно нужно взглянуть на то, что они мне оставили.

– Но вы ведь не выходили на улицу, надеюсь? Оставайтесь в доме, Бет. Просто на всякий случай.

– Нет, не выходила. Спасибо, я достаточно хорошо вижу это из своего окна. Я просто хочу, чтобы этого уже не было, когда