букету цветов: девочкам – белые хризантемы, подходившие к бантам и фартуку, Андрейке – красные гвоздики. Мы вышли из дома заранее и отправились в сторону школы. Впереди шли и болтали наши первоклашки. Они по дороге в школу уже забыли, что сегодня у них важный день, вели себя как на обычной прогулке, смеялись и толкались. Вот наш, разыгравшись, схватил сестру за бант, и тот стал сидеть на голове криво. Пришлось вмешаться и приструнить ребят. Они притихли и дальше шли спокойно, только иногда перешептывались и хихикали. Я смотрела на нашего мальчика, как он косолапит и немного картавит, не выговаривая букву «л». Трогательно маленький и одновременно такой большой, совсем не похож на того, кого, казалось, я еще только вчера водила за руку в детский сад… У меня на глазах выступили слезы, и это сразу увидела Таня, шедшая рядом со мной.

– Тетя Лиза, это у тебя слезы радости? – спросила она на ходу.

– Да, моя милая, конечно радости, – ответила я, доставая из кармана платок.

Игорь всё это время шёл в отдалении и щелкал своим фотоаппаратом, делая снимки на память об этом дне. Хорошие получились фотографии, мы их храним до сих пор.

Мы пришли, когда дети уже строились во дворе школы по классам на торжественную линейку. Таня сразу убежала к своим подружкам, их класс был где-то сбоку, и мы ее так больше и не увидели. Все первоклассники стояли посередине неровными рядами, смущаясь перед окружавшими их ровесниками и нарядными учителями, подходившими к своим ученикам и что-то говорившими каждому из них. Мы, родители, стояли напротив их построения, немного сбоку, позади сцены, на которой играла музыка, и, вытягивая шеи, махали и что-то кричали порой своим первоклашкам, стараясь их ободрить. Директор школы, пышная дама, одетая в модный тогда кримпленовый брючный костюм песочного цвета, читала в микрофон со сцены приветственные слова школьникам и их родителям, а взрослые всё смотрели на своих ребятишек, вспоминая их, когда те были дошкольниками, представляя их выпускниками школы. Может, они этого и не делали, но я именно об этом думала, глядя на Андрейку.

И еще я думала, что Бог не дал мне деточек, но сберег мою любовь для этого мальчика, который стал мне дороже всего на свете. За своими мыслями я и не заметила, как сцена опустела и какой-то высокий десятиклассник поднял нашу Ларису себе на плечо, и она стала во всю силу звонить в колокольчик, держа его над головой. Ряды учеников развернулись к входу в школу, мы вместо их взволнованных лиц увидели спины в форменных курточках и платьях, банты и стриженые затылки. Школьники неспешными ручейками потекли внутрь здания и исчезли там. Во дворе стало тихо и как-то одиноко. Все взрослые стояли и переглядывались, думая, куда пойти и где провести время до того часа, когда первоклассников можно будет забирать домой. Первый учебный день короткий, всего один час, и мы с Игорем пошли на Патриаршие пруды, находившиеся от школы в пяти минутах пешком. Мы гуляли, я была поглощена своими мыслями, а Игорь рассказывал, как они с отцом и сестрой любили приезжать сюда зимой на каток, когда были детьми.

– Мы бывали здесь почти каждые выходные до тех пор, пока… – сказал Игорь и запнулся. Затем продолжил: – Пока мы не остались одни с мамой, без папы.

От его слов мои мысли перенеслись к Леониду Петровичу и его семье, Игорю-школьнику и маленькой Люсе. В памяти всплыли уже несколько забытые фрагменты прошлого – наши семейные уютные чаепития, радушные и веселые приемы гостей. Вслед за ними возникла перед моими глазами трагическая картина несправедливого, как потом выяснилось, ареста и тяжелые годы жизни семьи «врага народа».

Когда прозвенел звонок, возвещавший об окончании уроков у первоклашек, они стали пулями вылетать из дверей школы, ища глазами своих родителей. Кто-то обнимался, а кто-то плакал, на что-то жалуясь. Понятно, они же еще маленькие, не привыкли ни так долго сидеть в школе, ни быть одни, без родителей…

Наших детей с самого начала записали в один класс, и, оказывается, учительница посадила их за одну парту. Всю дорогу обратно они шли перед нами задом наперед, вернее прыгали, и, перебивая друг друга, громко рассказывали о том, что узнали и услышали в школе. А я всё боялась, как бы кто из них не споткнулся и не упал назад. Но обошлось без неприятных происшествий.

Дома ни Андрейка, ни Ларочка не хотели снимать сразу свою школьную форму, ходили по квартире, показывали соседям, рассказывали, что они теперь первоклассники. Так и не переоделись до того времени, пока Таня не пришла из школы и не была вынуждена выслушать их рассказы, а затем вернулась мама с букетами цветов после своего первого учебного дня. И опять были рассказы, но каждый раз Андрейка что-нибудь еще прибавлял к сказанному прежде. Такой он у нас фантазер, просто невозможно! Вот он поведал о своей учительнице, женщине довольно строгой, у которой был во рту виден золотой зуб. Вроде ничего особенного, но сестре он уже рассказывал про три золотых зуба, зловеще сверкавших у учительницы во рту, когда та говорила. Мама Лена уже слушала рассказ о том, что у классной руководительницы одна сторона рта была вся золотая и, кажется, один глаз вставной. Все всё понимали и улыбались его фантазиям.

Потом состоялся совместный праздничный ужин обеих семей, на котором не хватало только бабушки Оли с тетей Люсей. Бабушка находилась в больнице, и о том, чем она больна, говорили встревоженным полушепотом. Люся была в палате вместе с ней. Ватрушку в этот раз пекли мы с Леной по бабушкиному рецепту.

Дети, перевозбудившись, долго не могли успокоиться и лечь спать в этот вечер. Я тоже долго не спала, всё вспоминала свое детство и свою школу. Ту самую приходскую школу в соседнем селе, куда мы, деревенские дети, ходили по выходным после службы в церкви, и наши старенькие парты в классе для занятий. Вспоминались тетрадки, книжки и чернильницы, которые все носили с собой, домашние задания, которые не успевали сделать, устав, работая на огороде или помогая родителям на поле. Совсем другая была жизнь, и того, что будет так, как сейчас, нельзя было даже предположить…

Квартирный вопрос

Хочу сказать, что Андрейка не полюбил ни школу, ни учебу. Родители считали, что он ленится, а он был какой-то другой, неучебный мальчик. Он интересовался иными занятиями: то начинал рисовать, то читать запоем классику или научно-популярные книги, то