Джульетта вышла с вокзала Виктория, и к ней тут же подъехала машина. Стекло со стороны пассажира опустилось.

– Я слыхал, ты ездила в Брайтон поплескаться в море, – сказал Хартли. – Тебя подвезти?

– Не совсем. – Она залезла в машину.

Машина Хартли была «ровером» – комфортный салон, отделка деревом и кожей. Такая машина подошла бы поверенному в делах. Для Хартли она казалась чересчур солидной.

– Раньше ты любил привлекать к себе внимание, – сказала она.

– То было раньше, а мы живем теперь. Что, решила выследить свою добычу?

– Да. Она безобидна.

– Я же говорил.

Между сиденьями была засунута полупустая бутылка вина. Хартли вытащил ее и предложил Джульетте:

– «Шато Пти-Виллаж», – сказал он. – Сорок третий год. Отличное вино, несмотря на войну. Мне его достает Пьер Огюст из «Ле Шатлена».

– Нет, спасибо.

– Ты знаешь, что оставляешь за собой след? Власти предержащие могут задаться вопросом: откуда вдруг такой интерес к информаторам Годфри?

– Думаешь, им не все равно? Наверняка им уже давно плевать на информаторов.

– Да, но, может быть, им не плевать на старину Тобика. Ты уверена, что не соблазнишься вином? А может, поужинаем?

– Нет, спасибо.

– Ну хорошо, тогда, наверно, давай я отвезу тебя в больницу.

– Вы родственница?

– Я крестница мисс Хедстром. У нее нет кровных родственников.

– Да, и очень жаль, – сказала медсестра в больнице Гая. – С тех самых пор, как мисс Хедстром к нам поступила, ее никто не навещал. Она вон там. Пожалуйста, пройдите за мной.

Будь Джульетта предоставлена самой себе в поисках, она ни за что не узнала бы Труди. Та когда-то была мощной, крупной женщиной, но сейчас, лежа в забытьи на больничной койке, пожелтела, сдулась, съежилась – жалкое воспоминание о самой себе. Ее можно было бы уже принять за труп, если бы грудь не вздымалась и не опадала едва заметно. Джульетта пододвинула стул и села, решив, что не останется до конца часа, отведенного для посещения. Но тут приблизилась палатная сестра, хрустящая от крахмала:

– Вы сможете задержаться?

– Задержаться?

– Конец уже очень близок. Лучше, чтобы в момент смерти рядом был кто-нибудь знакомый. Ведь нам всем этого хотелось бы, правда? А у бедной мисс Хедстром, кажется, никого нет.

Она уже задергивала зеленые занавески вокруг кровати. О боже, подумала Джульетта. Отказаться от бдения у чужого смертного одра было бы чудовищной черствостью. Хотя, подумала Джульетта, что до меня самой, я хотела бы ускользнуть прочь, как кошка, и сдохнуть в одиночку где-нибудь в темном углу, а не в обществе незнакомцев.

Труди так и не вышла замуж. Послевоенные годы она прожила в съемной комнате над химчисткой в Хаунслоу, работая в конторе пивзавода. Это казалось банальным после той лихорадочной деятельности, что она вела в войну. Просто удивительно – Труди, которая так настаивала на создании крепких связей в военные годы, в мирное время не поддерживала отношений вообще ни с кем. Джульетта представила себе эту озлобленную душу – заперлась одна в своей комнате и готовит себе убогие обеды на плитке.

Труди что-то все никак не умирала. Джульетта вздохнула и, за отсутствием другого развлечения, достала из сумки заметки Джоан Тимпсон по «Тюдорам». Она взяла их с собой, чтобы почитать по дороге в Брайтон. Тюдоры занимали столько истории, что их никак не удавалось впихнуть в одну передачу. Сюжет двигался бойко – вот Генри Тюдор с боем отнимает корону у йоркистов, вот рождается Генрих Восьмой, вот он женится на Катерине Арагонской, вот расстается с ней. Вот он женится на Анне Болейн, вот она расстается с головой. Младшие школьники обрадуются казни. Бедняжка Джоан, она так хотела дождаться «Тюдоров».

Джульетта уже добралась до Анны Клевской (которая всегда оставалась для нее загадкой – что было не так с этой женщиной, почему ее столь решительно отвергли?), когда дыхание Труди вдруг изменилось, стало хриплым и громким. Может, это конец? Джульетта отодвинула занавеску в поисках медсестры, но над большой, тускло освещенной палатой висела тяжкая сонная пелена, и ночных дежурных нигде не было видно.

Вот к чему мы сводимся в итоге, подумала Джульетта. Какая разница, во что ты верила, что делала? (Разница есть!) Дыхание Труди перешло на другой, более резкий тон – что-то вроде гортанного рыка, – и она стала поворачивать голову вправо-влево, словно от чего-то уклоняясь. Возможно, от зева смерти, желающего ее поглотить. Последних слов Труди не произнесла – даже по-норвежски. Джульетте вспомнилось «О, как мило» Джоан Тимпсон. Интересно, подумала она, каковы будут мои собственные последние слова.

Нужно было каменное сердце – еще более каменное, чем у самой Джульетты, – чтобы не пожалеть Труди хоть немножко. Но потом Джульетта вспомнила о фройляйн Розенфельд, все хорошенькие сестры которой навеки остались в концлагере. Джульетта встала:

– Ну что ж, Труди, пора прощаться.

И вышла, оставив Труди умирать в одиночестве.

Можно поставить галочку, думала Джульетта, шагая по бесконечным больничным коридорам и выходя на холодный ночной воздух.

Проснувшись, Джульетта почувствовала: что-то изменилось. Она слышала обычный лязг платформы с молоком, моторы автобусов, гудки автомобилей, шарканье ног прохожих, но все это казалось приглушенным, омертвелым. Что это – снег? Но, выглянув в окно, она увидела не снег, а спустившийся за ночь туман, совершенно не по сезону. Только этого мне не хватало – колоритной атмосферы, подумала она.

– Доброе утро! – Девушка на ресепшен сверилась с блокнотом. – Вы мисс Армстронг, не так ли?

Она зубасто улыбнулась, довольная своими деловыми качествами. Ее как будто достали из иной коробки, поприятней, чем ее предшественниц. То-то Минотавр порадуется.

– Да, – сказала Джульетта. – Я мисс Армстронг.

В парадную дверь вошла Георгина, притащив с собой в здание дымные струйки тумана:

– Боже, мисс Армстронг, как вы рано! Хорошо провели выходные?

– Ездила в Брайтон, – ответила Джульетта. Как будто я нормальный человек, подумала она.

В здание бодрым деловым шагом вошел мальчикрассыльный и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Говорят, позже будет совсем густой, прямо суп гороховый.

Мальчики-рассыльные имели обыкновение выражаться штампами.

Вслед за мальчиком вошел Прендергаст.

– А вот и я, – заметил он, что было, в общем, излишне.

Георгина пробормотала:

– А где двое из вас соберутся во имя мое…

Прендергаст был еще туманней, чем обычно.

– Мистер Прендергаст, у вас что-нибудь случилось? – спросила Джульетта.