И в таком вот духе. Цитировались канцлер Бетман-Гольвег, статс-секретарь фон Ягов, магнат Август Тиссен, герцог Иоганн-Альбрехт Мекленбургский, прочие лидеры и влиятельные персоны Германии, равно как широко комментировался и сам план Lebensraum, предусматривавший полное расчленение России и закабаление русского крестьянства и пролетариата в интересах германских хозяев.

Да, пока у меня нет уверенности в том, что армия готова идти вперед, хотя доклады Гурко и главнокомандующих фронтами полны оптимизма. Но нужен какой-то перелом, что-то такое, что перевернет общественные запросы. Разумеется, Борис Суворин не зря ел свой хлеб, и пропаганда была поставлена на самую широкую основу. На максимально широкую, я бы так сказал. Но пока, как мне представляется, изменения в настроениях в обществе и в армии меняются не так быстро, как бы мне того хотелось.

Немцы же, судя по всему, вовсе не собирались останавливать свое наступление и старались войти в Париж раньше русско-французских войск. И хотя формально наша армия все еще была связана действием «Ста дней для мира», у меня не было ни малейших иллюзий относительного того, что больше продлять действие одностороннего перемирия мне не придется.

Армия пока в окопах и, в принципе, условно боеспособна. Но что будет ближе к осени? Как мы переживем зиму? К тому же парадокс ситуации заключался в том, что армия технически будет готова всерьез наступать только к весне 1918 года, а вот доживем ли мы до этой самой весны без какой-нибудь революции? Это очень большой вопрос. Очень!

И не громыхнет ли в какой-то из дней, типа 25 октября (7 ноября), какая-нибудь условная «Аврора» артиллерийским «здрасьте!» мне в окно? А послужить поводом для этого могло все что угодно. Включая мой отказ продлевать «Сто дней для мира».

Нет, пока все сводки говорят о том, что особого потрясения в обществе рост антигерманской пропаганды пока не вызвал, хотя только дураку было непонятно, к чему дело идет, и что просто так ничего в этой жизни не бывает. В Москве и ряде других городов прошли даже верноподданнические манифестации, правда большую часть из них организовал Корпус служения и прочие мои спецслужбы. Но информационный фон поддержки власти в массах они создали. Пусть пока до всенародного единения вокруг священной особы еще далеко, но в целом все не так плохо, как я того опасался. Но произойти же могло что угодно в любой момент.

Был еще один нюанс, который я не мог не учитывать. Мой генералитет рвался в бой и доклады спецслужб показывали рост глухого недовольства в высшем армейском командовании по поводу моей нерешительности. Появилось мнение, что ваш покорный слуга собирается украсть у армии и России победу. И все чаще взоры обращались в сторону премьер-министра генерала Маниковского. Ропот этот пока, насколько можно было судить по докладам, еще не принял какого-то организованного характера, но идея установления в стране военной диктатуры вполне зрела. Благо идея эта не нова, лишь четыре месяца назад ее пытались воплотить в жизнь, свергая Николая Второго. И тогда, кстати, точно так же генерал Маниковский рассматривался в качестве военного диктатора. К тому же не было у меня уверенности в том, что мои спецслужбы вовремя выявят военный заговор. Мятежники поднабрались опыта, а сам мятеж вновь уже становится частью нашей политической традиции. А там, глядишь, и не успею оглянуться, а у России новый император Павел Второй, и всесильный диктатор Маниковский за кулисами трона.

А дальше? Дальше мне видится неизбежной революция, сметающая всех этих «диктаторов» к едрене фене. С другой стороны, и катастрофа на фронте могла привести к революции. Как тут пропетлять-то? Нужна маленькая победоносная война? Да. Но при условии, что она не затянется. И при условии, что оптимизм генералов о готовности армии вообще имеет под собой какие-то основания. Иначе…

Да, в очень нервное время я нынче живу. А вы говорите, балы, красавицы, пиры…

И я вновь принялся ковырять ложкой остывшую овсянку.

ИТАЛИЯ. РИМ.

25 июня (8 июля) 1917 года

Князь Волконский ехал с очередной аудиенции с ее высочеством. Глядя на улицы старого Рима, князь ловил себя на мысли, что если он прибыл в столицу Италии сугубо исполняя высочайшую волю, то теперь он и сам был готов приложить все усилия для того, чтобы высочайшая воля стала реальностью.

Да, принцесса Иоланда поразила его сегодня в очередной раз. Неужели этой высокородной барышне только шестнадцать лет? Впрочем, возможно, именно в высокородности, а точнее, в том, что жизнь при королевском дворце вовсе не располагает к затянувшемуся детству, и таился секрет принцессы. Хотя если бы было все так просто, то все представители знатнейших родов вечно бы правили миром. Чего на самом деле вовсе не наблюдается.

Тем не менее принцесса Иоланда являла самые выдающиеся способности, острый ум и исключительное умение повернуть ход событий в свою пользу. А что сказать о способности, так сказать, уловить ветер и наполнить им свои паруса? Например, об организации общества «Италия – Россия», которое сама же и возглавила? Нет, она там, разумеется, взяла на себя скромную и почетную роль почетного же главы, шефа и патрона всего этого собрания, представителя королевского дома, символически осеняющего данную структуру. Но почему ни у кого не возникло сомнений в том, что это именно ее общество?

И уж тем более сомнений не могло возникнуть у самого князя, поскольку Волконский знал всю подноготную происходящего. В частности, как много и усердно изучает принцесса Россию, сколь скрупулезно оцениваются существующие проблемы и потребности и сколь внимательно изучаются итальянские промышленники, которые могли бы не просто оказать помощь России, но и перенести туда свое производство. И как усердно она учит русский язык.

Мало того что было организовано общество «Италия – Россия», но принцесса еще и добилась того, чтобы одобрение на предоставление льготных кредитов для итальянских предприятий осуществлялось в первую очередь через это самое общество. Более того, Иоланда практически монополизировала право такие кредиты одобрять, чему, безусловно, потворствовал ее царственный родитель, полагая очевидно, что в будущем это дело окупится сторицей.

И князь Волконский его понимал. Правда, он не был уверен, что родителю так уж удастся влиять на дочь.

А вот и место назначения. Дорогой и очень респектабельный ресторан. А где еще можно было встретиться с главой столь известной корпорации?

– Счастлив видеть вас, синьор Фраскини.

– Благодарю вас, князь, что уделили мне время.

– Ее высочество дала мне знать, что у вас, синьор Фраскини, есть серьезное предложение для моей страны.

– О да, я благодарен ее высочеству за столь живое участие в межгосударственных делах. Действительно, наше предприятие, известное всей Европе своими автомобилями высочайшего класса и качества, заинтересовано в развитии сотрудничества с Россией.

– Позволю себе дать высочайшую оценку качеству автомобилей, которые выпускает ваше предприятие. Однако позволю себе заметить, что и в России есть общества, которые выпускают автомобили представительского класса. Тот же «Руссо-Балт», к примеру.