Вид накатывающей на тебя конной лавы, которой казалось никакая стрельба вообще не может нанести хоть какого-то урона изрядно деморализовал. Где-то сзади истошно завизжала одна из приписанных к медбату сестер милосердия. Антофьев было дернулся оглянуться, но не смог отвести взгляд от приближающихся саксонцев. Он только поплотнее всунулся в щель между какой-то бочкой с водой и штабелем ящиков, где и собирался принять бой. Не слишком удобная позиция, но как минимум не позволит кавалеристам сходу порубить неудачливого медика. Уж то, что убегать от всадника на своих двоих — дело зряшное даже перепуганное сознание сугубо мирного поручика медицинской службы понять было вполне способно.

Что касается сестер милосердия, то их при армии, не смотря на кажущуюся несовместимость женского пола с боевыми действиями, было не мало. Действующая армия была прекрасным местом для поиска жениха, а определенная эмансипация и смягчение нравов в отношении прав женщин вызвали небывалый общественный подъем среди представительниц слабого пола.

Сотни и тысячи женщин оправились в действующую армию в качестве младшего медицинского персонала — были и те, кто пытался записаться в боевые части, но их естественно не брали, до такого все же еще общество не дошло — имея как возвышенно патриотические основания, так и местами сугубо личные и меркантильные. Во-первых, ухаживая за раненными можно вырвать себе перспективного мужа, который в ином случае на девушку может быть и не посмотрел. Ну а во-вторых, правительство еще и дополнительно стимулировало этот порыв, пообещав после войны таким добровольным помощницам льготы в получении медицинского образования. По желанию, конечно.

Морковка эта была более чем соблазнительной, так что ничего удивительного в наличии тут, посреди бывшей — в том, что ее дни сочтены практически уже никто не сомневался — Австрийской империи, в расположении дивизионного медбата сестер милосердия в общем-то и не было. Впрочем, мысль эта, проскочив молнией в голове поручика, тут же был похоронена боле насущными вопросами.

— Бах! Бах! — Мимо Антофьева проскакала лошадь без седока, поймавший пулю из барабанника саксонец выронил тяжелый палаш и зажимая простреленный бок свалился на землю.

Бульдог был хоть и не очень точным оружием, но зато надежным, дешевым и достаточно убойным. Не смотря на почти двадцатилетнюю историю производства и появление новых более совершенных моделей, большая часть армейцев все так же была вооружена этой тяжелой шестилинейной дурой, оставлявшей в человеческом теле здоровенные рваные дыры.

— Бах! — Следующий саксонец с перекошенным от крика лицом вовремя заметил угрозу и ловко присел на правую сторону своей лошади уходя с линии выстрела. Пуля ушла в молоко, а всадник проскочил мимо поручика и унесся куда-то в глубь лагеря. — Бах!

Четвертый патрон, сделав выводы из предыдущего промаха Антофьев направил ниже, в прямо в бок лошади. Кавалерист как раз отвлекся на другую сторону, лихо разрубив выскочившего из палатки русского раненного в белом исподнем и без оружия в руках. Это мгновенно вышибло из военного медика остатки самообладания, и он принялся палить по убийце пока в барабане не кончились патроны.

Попал удачно, пробив следующему саксонцу ногу и порвав его скакуну шкуру на ребрах. Лошадь такого обращения к себе не поняла и, скинув орущего от боли хозяина на землю, рванула прочь, снося попутно растяжки палаток и внося еще больше хаоса в происходящее вокруг.

Саксонец, однако, не смотря на рану и падение с лошади не отключился и теперь пытался направить в сторону военврача вытащенный из кобуры пистоль. Тяжелое дульнозарядное оружие заметно подрагивало в руках раненного солдата, но выглядело при этом более чем грозно. Антофьев было укрылся за бочкой с головой, но потом переборов себя — в этот момент у него в крови бурлило столько адреналина, что хватило бы в ином разе на роту солдат — выскочил и бросился устранять угрозу в ближнем бою.

Сухо щелкнул курок — осечка. Не удивительно, скорее всего в процессе скачки и последующего падения с затравочной полки просто просыпался порох. Второго шанса выстрелить Антофьев противнику уже не дал: пнул по сжимающей пистоль левой руке, увернулся от неуверенного тычка палашом — рубить из положения лежа саксонцу было явно непривычно — и буквально упал коленями противнику на грудь принявшись в быстром-быстром темпе наносить удары рукоятью барабанника.

И так раненный кавалерист, нормально защищаться не мог, и очень быстро вообще перестал подавать признаки жизни, а его лицо превратилось в сплошную кровавую кашу.

— Ну-ну вашбродь, перестаньте, довольно. Помер он ужо, никому вреда на сделает, — слова на русском языке начали доноситься до сознания военврача как будто сквозь вату. Потом правую руку с зажатым барбаннком мягко, но непреклонно кто-то перехватил и аккуратно вытащил из занемевших от напряжения пальцев измазанное в крови оружие. — Поднимайтесь, вашбродь, не ранены сами?

— Нет вроде, чужая кровь, — все еще не отрывая глаз от убитого им саксонца пробормотал Антофьев, адреналин начал уходить и на тело навалилась тяжесть.

— Поднимайтесь тогда, вашбродь, не хорошо это перед его императорским величеством на земле валяться, — только теперь поручик сумел понять взгляд и оглядеться вокруг.

Судя по большому количеству русских военных, атаку саксонцев удалось отбить. Это не могло не радовать медицинского поручика, сейчас он немного пришел в себя и уже прекрасно осознавал умом, что его последний рывок был настоящим самоубийством. Будь вражеские солдаты порасторопнее, его обязательно бы кто-нибудь бы успел зарубить. Да просто ткнули бы палашом в спину и вся недолгая. Впрочем, кажется дело в том, что им успела прийти помощь со стороны.

— А кто тут у нас? — На залитого чужой кровью Антофьева наконец обратил внимание стоящий немного поодаль высокий мужчина лет сорока со смутно знакомым профилем. Одет он был в общегенеральский мундир без знаков различия, что вызвало у поручика очевидное замешательство.

— Поручик медицинской службы Антофьев…

— Ваше императорское величество, — подсказал кто-то, шепнув на ухо.

— Ваше императорское величество, — отрепетовал врач и только произнеся вслух эти слова наконец понял, кто именно оказался перед ним. Ноги тут же стали ватными, видимо удивление и растерянность мгновенно отразились на лице Антофьева, так что это стало заметно окружающим.

— Ну-ну, — хмыкнул император, — не нужно теряться. Только что так героически защищал свих пациентов перед лицом превосходящего противника, а тут труса празднуешь. Из мобилизованных?

— Так точно, ваше императорское величество, — поручик немного пришел в себя и попытался встать по стойке смирно. Учитывая обстоятельства, получилось