Мать заплакала – горько, безутешно. Смерть Евгении стала для нее ударом, но она знала, что переживет это – Евгения стала ей совсем чужой в последнее время. Просто тот факт, что кто-то так зверски убил ее и мужа тоже, потряс ее. Но то, что случилось здесь… И взгляд у Ники неживой, пустой – мать знает, что, если что-то случится с внуком, хоронить ей придется двоих. Ника не сможет пережить, для нее нет середины.

– Похитители вошли, открыв дверь ключом – он у них был. – Олешко рассматривает дверь. – Замок не взломан. Потому охранники не среагировали – они думали, вероятно, что вернулся кто-то из нас. У кого еще были ключи?

– У Евгении, – Ника вздыхает. – Отец потребовал, чтобы… в общем, была у нее связка, но только один подходил к двери – от замка, на который мы запирались, когда все находились дома.

– Ну а большего и не потребовалось. – Олешко сжимает губы. – Самая страшная вещь – привычка, автоматизм. Пришли и автоматически заперли дверь на привычный замок. Тетя Стефа, вам отдали вещи Евгении и мужа?

– Его борсетка была на заднем сиденье, она практически сгорела, а сумку Жени нашли на ближайшей помойке.

– Что в ней было?

– Косметика, блокнот, паспорт…

– Ключи?

– Нет, ключей не было…

– Ну вот вам и отгадка. Тот, кто убил Евгению, забрал ключи. Значит, нужно искать…

– Она мне говорила, что дала показания в прокуратуре против своего сожителя, – мать сжимает ладони, стараясь унять дрожь. – Сказала, что за это ее выпустили под подписку о невыезде.

– Как звали сожителя?

– Борис Трофимов.

Олешко присвистнул.

– Что? Паша, что?

Ника смотрит на него такими отчаянными глазами, что он отводит взгляд. Нет, не вышло бы из нее секретного агента – слишком сильные чувства обуревают ее, если любит, то любит, если ненавидит, то насмерть. Этого ни один секретный агент не может себе позволить.

– Он темная лошадка. Но я знаю кое-кого, с кем он связан. Трофимов сейчас в бегах. Его видели в тот день, когда погибла Евгения, в этом дворе – думаю, он и убил ее и отца. Возможно, похищение – его рук дело. Но вот кто стоит за ним, я не знаю.

– Надо его найти!

– Я найду. Ты поговори с полицией и жди моего звонка. Ника, я обещаю: я его покромсаю на атомы, но вырежу из него правду.

– Тогда иди и сделай это.

Ника повернулась к полицейскому, он спросил:

– Вы хозяйка квартиры?

– Вы же знаете, что я.

– Так положено. Нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов.

Ника отворачивается и идет к Мареку в комнату. Там беспорядок, белье с кровати сорвано, подушки разбросаны. Ника поднимает подушку сына и утыкается в нее лицом – она пахнет ее ребенком. Где он сейчас? Почему его ищет чужой человек, а она, мать, ничего не может сделать? А если его пытают? Убивают? Или уже убили? А если она больше никогда его не увидит? Зачем тогда все?

Буч прыгает ей на колени, он рад, что его человек снова с ним. Она машинально гладит его.

– Ника…

– Не трогай меня сейчас, Леша. – Она поднимает на Булатова пустой взгляд. – Не трогай, я сейчас… не могу. Ты иди… там мама, Макс. А я хочу побыть одна. Понимаешь? Мне надо. Возьми Буча, пожалуйста, он испуган.

Ей нужно остаться одной и подумать.

Кому понадобилось похищать детей? Кому она перешла дорогу?

Есть только один человек, который хочет ее смерти. Почему – не имеет значения, ей это неинтересно. Но он заплатил киллеру, чтобы тот убил их с Максом, а поскольку они живы, еще ничего не закончилось. И то, что он сидит очень высоко, значит только одно: при падении он разобьется насмерть.

Ника села в угол комнаты и уткнулась в подушку Марека. Она подождет новостей от Олешко, а потом решит, как поступить. Но сейчас нужно ждать, и на это нужны силы, и она их сохранит.

Дорога на Остров потерялась, и Буч мяукает в тумане.

* * *

– Марек, что теперь будет? – Ирка прижимается к названому брату. – Димка, иди сюда.

– Нет, надо обследовать это место. – Димкин голос звучит откуда-то справа. – Может, есть выход.

– Нет выхода… – Ирка плачет. – Мы умрем здесь…

– Не умрем. Мать найдет меня. – Марк обнимает ее. – Она всегда меня находила, когда мы играли в прятки.

– Сравнил тоже.

– Ты не понимаешь. Мать… она как кошка, всегда найдет путь. Туда, где другие и не подумают искать, она обязательно заглянет.

– Я пить хочу…

– Ир, постарайся просто сидеть и ждать. – Марек гладит девочку по голове. – Димка, иди к нам, хватит в темноте рыскать.

– Каменный мешок какой-то.

Димкина рука теплая и крепенькая, они садятся на какие-то тряпки, прижимаются друг к другу и погружаются в ожидание. Их будут искать и найдут – потому что их любят, без них ничего не делается.

– Мой папа сейчас ищет меня. Всех нас.

– Да. Мать тоже. Ничего, ребята, прорвемся. Вот отдохнем, отдышимся – и потихоньку обследуем здесь все, чтобы понять, куда мы угодили.

В квартире все случилось так быстро, что они толком и понять ничего не успели. Какие-то люди вдруг появились в комнате, раздались негромкие хлопки, котенок кубарем скатился с коленей и спрятался за диван, а их уже тащили к выходу мимо лежащих в крови охранников.

И теперь они здесь – этот каменный мешок где-то в Александровске, потому что везли их недолго.

– Здесь не холодно – значит, рядом проходят трубы парового отопления. – Марк принюхивается. – Пахнет канализацией, но это, возможно, откуда-то извне. Если нас сюда бросили, значит, дверь имеется.

– Скорее люк. – Димка-Торквемада шмыгнул носом. – Я, когда меня толкали, успел потрогать – проем металлический, закругленный. Так что это не дверь, а люк.

– Что это может быть?

– Кочегарка, например. В старых домах есть бомбоубежища – может, это одно из них. Надо ощупать стены, возможно, есть другой выход, – говорит Димка.

– Тоже дело. – Марк отстраняет Ирку. – Ты посиди, а мы с Димкой…

– Я боюсь одна. С вами пойду.

Они медленно двигаются вдоль стены.

– Не может быть, чтоб ни одной щели…

– Возможно, еще ночь. Ир, не волнуйся, мы выберемся.

– Как же…

Они нащупывают трубы, оказавшиеся теплыми, и идут вдоль них. Стена обрывается, они уткнулись в другую – медленно пошли вдоль нее. Ощупывая каждый сантиметр, они ищут слабое место. Темнота такая кромешная, что Марку начинает казаться, что он ослеп.

– Стена стала ниже, потолок нависает. – Марк трогает рукой потолок. – Что это такое, кто бы мне сказал?