Чем далее шла бомбардировка, тем более разрушались, несмотря на беспрестанные починки, или ослабевали амбразуры, мерлоны и всякого рода прикрытия; а потому не удивительно, что с каждым почти днем увеличивалось число подбитых орудий, станков и платформ. Но все это немедленно, под убийственным огнем, заменялось новыми или восстанавлялось в прежнем порядке. Минные повреждения исправлялись также скоро. Таким образом, с 30-го по 31-е марта наши взорвали горн, в 21 пуд пороха, в том месте, где был сделан неприятелем камуфлет 26-го марта.

Потеря в людях возрастала с каждым днем. Не было места в городе, где бы можно было укрыть резервы: бомбы, ядра и ракеты поражали повсюду; сами блиндажи не всегда спасали людей от семи пудовых бомб, особенно, если их несколько и быстро одна за другой упадало на одно место, что случалось нередко. На вылазках и при отражении неприятеля люди дрались отчаянно.

Невозможно было переменять гарнизон, за недостатком войска: его только подкрепляли, заменяя убыль новыми войсками. С 31-го марта на 1-е апреля ввели в город ночью Одесский егерский полк. В ту же ночь французы кинулись было на ложементы, находившиеся впереди редута Шварца и в лощине между 4 и 5-м бастионами; но колыванцы и екатеринбуржцы, занимавшие их, отбросили неприятеля в его траншеи и захватили несколько пленных.

Потеря наша этот день состояла из одного офицера и 123 нижних чинов убитыми, 22 офицеров и 1,031 нижних чинов ранеными, контужеными и без вести пропавшими.

Чтобы показать дух гарнизона севастопольского, заметим, что из числа раненых и контуженых осталось добровольно во фронте 15 офицеров и 372 нижних чинов.

Действие нашего артиллерийского огня в этот день было особенно удачно: взорвали пороховой погреб на большой английской батарее. Взрыв этот нанес страшный вред неприятелю: четыре амбразуры были совершенно разметаны, бомбические пушки подбиты. Кроме того, заставили умолкнуть несколько неприятельских батарей на весь остаток дня и часть ночи.

Если сосредоточенный огонь неприятеля по городу и бастионам наносил сильную потерю в людях, то отнятие ложементов, вылазки и атаки уравновешивали потери с обеих сторон. Большая часть наших ложементов обстреливались картечным огнем, таким образом, что, при отступлении наших, неприятель неизбежно попадал под картечные выстрелы, от которых терпел страшно. Вообще эти ложементы, как и все внешние контр-апрошные работы, достигли своей цели, затруднив и замедлив до чрезвычайности неприятельские осадные работы, не говоря уже о том, что они стоили так много людей союзникам.

Некоторые из наших ложементов находились ближе к неприятельской параллели, чем к нашей оборонительной линии, и потому неудивительно, что союзники употребляли такие усилия овладеть ими. В ночь с 1 на 2 апреля, заметив, что мы соединяем наши ложементы между пятым и шестым бастионами, чтобы действовать продольно и в тыл траншей, выведенных французами накануне против пятого бастиона, неприятель атаковал прикрытие этих работ, состоявшее из части Волынского полка, и в то же время сделал нападение на ложементы против редута Шварца. Там и здесь ложементы переходили из рук в руки. Наши усердно работали штыком. Картечь с бастиона № 5 сильно поражала неприятеля. К сожалению, у нас был ранен командир Волынского полка, полковник Лушков, и неизбежное при таких случаях замешательство дало возможность оправиться неприятелю, который, между тем, вел тихую сапу на исходящий угол 4 бастиона; но наши не дремали и здесь и метким артиллерийским огнем заставили вскоре прекратить работы.

Вообще, во время командования союзными войсками Канробером, неприятель преимущественно направлял усилия своей канонады, атак и минных работ против 4 бастиона, как бы намереваясь отсюда атаковать город. Таким образом, с рассветом 2 апреля, неприятель направил особенно сильный огонь против 3 и 4 бастионов, и когда туман и дым несколько рассеялись, то увидели две новые батареи, громившие эти бастионы: одну на Зеленой горе, другую на правой возвышенности балки; но, не более, как через два часа, первую батарею заставили умолкнуть, подбив у нее все орудия.

Потеря наша с 1 на 2 апреля заключалась в 3 офицерах и 153 нижних чинов убитыми и 4 штаб-офицерах, 17 обер-офицерах и 773 нижних чинов раненых, не считая 13 офицеров и 345 нижних чинов раненых и контуженых, но оставшихся в строю.

В числе раненых находились: распорядительный и смелый начальник 2-й бригады 10-й дивизии, командовавший сухопутными войсками на 2 отделении, полковник Загоскин, умерший через несколько дней после отнятия ноги, и полковник Лушков, командир Волынского полка.

С 2 на 3 число, по крайней мере ночью, бомбардирование было несколько слабее и дало возможность довольно беспрепятственно работать людям и исправить сделанные неприятелем накануне разрушения, которые были чувствительны: не говоря уже о подбитых орудиях, станках и платформах, на бастионе № 3 горжевой бруствер был разбит до основания; на бастионе № 6 был взорван неприятельской бомбой небольшой пороховой погреб, причинивший также некоторые разрушения.

Потеря наша в эти сутки состояла из 518 человек убитыми и ранеными, в том числе 5 офицеров.

3 апреля стояла погода туманная и дождливая; особенно к вечеру дождь усилился. Было около 8 часов вечера. Наши готовились идти на работы у бастиона № 4 и в траншеях. Вдруг раздался страшный гром, и вслед затем целые тучи камней осыпали и поражали выступавшие войска. Это был взрыв двух сближенных горнов, прежде заложенных неприятелем по капитали исходящего угла № 4, саженях в тридцати пяти от контр-эскарпа. В нашей минной галерее не сделано было никаких повреждений; только оконечности рукавов ее несколько пострадали, и в них ранены легко три человека. Вслед за взрывом весь огонь неприятеля был обращен на 4-й бастион.

У нас знали о том, что горны заложены, предполагали даже занять воронку, образованную взрывом; но она обстреливалась из нескольких батарей, и потери, сопряженные с этим предприятием, были бы слишком велики, а потому решились ограничиться тем, чтобы препятствовать сколько можно неприятелю укрепиться и короновать свою воронку. Сосредоточенный огонь наших батарей и ружейный с бастиона 4-го наносили ему страшное поражение. Французы успели только занять и несколько оградиться в средней части воронки.

Вообще, в течение суток бомбардирование было несколько слабее, сравнительно с предшествовавшими днями; но потеря наша, значительно увеличенная неприятельским взрывом, все-таки простиралась до 623 нижних чинов, выбывших из строя, и 9 офицеров.

Положение неприятеля в воронке было невыносимо. В следующие дни он усиливался было из оконечности тихой сапы, выведенной им против № 4, выдвинуться, посредством летучей сапы, вперед и соединить ее со взорванными горнами; но огонь нашей артиллерии уничтожил все его усилия. Траншея, проведенная к левой стороне воронки, также была разбита нами; саму воронку осыпали гранатами с 4 бастиона,