– Ты и Грей. Он фотографировал тебя с… Кейт – она не сразу вспомнила имя подруги Рины – Работает в одном из борделей.

Самир вдруг нахмурился, и его лицо помрачнело. Он будто-то что-то припоминал, и то что всплыло в памяти сильно ему было неприятно.

– Грей – гребаная сука – прохрипел он, и отвернувшись, глубоко вдохнул, преодолевая агрессию, охватившую его разум.

Эми молчала. Она ждала каких-либо комментариев, но Самир тоже не говорил ни слова.

– Ты же все сама понимаешь, моя брюнеточка – проговорил он, после тягучей паузы – Грей тоже хотел быть с тобой, с того момента, как увидел у меня в квартире. Ты ему понравилась, и он даже помогал мне. Но видно теперь решил действовать более решительно, и убрать меня с дороги. Ничего, я разберусь с ним.

– Надеюсь, ты его не убьешь? – тихо спросила Эми. Она была сыта всеми ужасами и гангстерскими кошмарами, которые недавно произошли с подругами.

Самир бросил яростный взгляд на девушку. Его пальцы схватили ее подбородок и больно сжали:

– Что у тебя было с ним?! Он жил с тобой, я знаю… -

– Тебя только сейчас это заинтересовало – провокационно бросила Эми, и уголки ее губ дрогнули.

Это стало ошибкой.

Мужчина рассвирепел и притянув к себе ее стройную фигурку, схватил пятерней за волосы, потянув назад:

– Говори, сладкая, иначе… -

– Самир, ничего не было – залепетала Эми – Правда, ничего…

Ей страшно даже намекать, что однажды между ней и другом Самира чуть ли не произошло запретное. Но он словно почувствовал ее сомнение.

– Не убью, не переживай, но, если узнаю… – он отпустил испуганную Эми, и откинулся на спинку сиденья.

Самир нервно облизнул губы, и его взгляд наполнился темной силой. Эми почувствовала, как жар опалил щеки. Будет ли Грей действовать теперь против нее, чтобы только разбить их пару? Сознается ли в ее одномоментном порыве и порочной похоти, которая охватила, но не дала совершить ошибку? Признаваться страшно. Это значит снова провал между ними, это значит возможное расставание уже навсегда…

– Грей тебя фотографировал, а ты… – Эми решила перевести тему в более щадящее русло для нее.

– Я ничего не помню – оборвал ее Самир – Грей пришел не один, с ним приперлась эта шлюха, не помню, как зовут. Мы выпили, поговорили, а потом все как в тумане. Я очнулся, когда была абсолютная темнота. Четыре часа ночи и ни каких воспоминаний об окончании вечера. Как они ушли, или я их провожал, но был вообще в полном забытье.

Эми покивала. Значит, Рина была права. И ее теперь нужно поблагодарить за торжество справедливости. Стоит ли говорить, что, если бы не подруга, Эми никогда не простила бы больше Самира, считая предательством непристойную фотосессию.

– Но даже если бы не эта херова подстава от Грея, ты тоже, малышка, не скучала. Грей мне рассказал про твоего дружка – и Самир скривился.

Эми молчала. За собой не всегда замечаются ошибки. Лекс стал тем, кто подтолкнул ее помириться с Самиром, начать с чистого листа, но…

– Поехали – повторил он, и ловко пересев на водительское сиденье, завел мотор внедорожника.

Эми наклонилась к нему.

– Самир, пообещай мне, что ты никогда больше не оставишь меня одну –

Это были слова не просьбы. Это была светлая мольба о том, чтобы вкус горечи предательства и зла вошел в ее жизнь, и снова лишил самого дорогого.

– Эми, моя девочка любимая, никогда, слышишь, никогда! – и Самир нежно улыбнулся, обернувшись к ней.

***

Рамина.

Свет был совсем тусклым. Да и он ли вообще. Может это пятна, которые уже начинаешь видеть после своей кончины, или тривиальный свет в конце тоннеля. Пройдешь и выйдешь уже совершенно в другую реальность.

– Прости меня, Рами, прости… – неслось где-то эхом, теряясь и путаясь в потоке сознания, обрывков мыслей.

– Ми-ра-нда – говорила она знакомому голосу, но похоже собеседница ее не слышала. Только сухие губы пытались назвать еще раз имя подруги, но силы вдруг оставили, и навалилась безмерная чернота.

Покачивание, словно в коконе, словно вновь в чреве матери, настолько убаюкивающее, дарующее спокойствие и безмятежность.

Рамина даже не хотела открывать глаза. Это было как после оглушительной войны, взрывов и бомбометаний мертвая тишина. Абсолютная. Всепоглощающая. Все звуки исчезли, осталась только она и огромная Вселенная.

Наедине с самой собой, единство со всем миром. Но он оказывается пуст. Белые туманные облака, безбрежная гладь расплывающегося горизонта.

– Рами, Рами… -

Голос звал, умолял, просил, но ей не хотелось вновь возвращаться в темную комнату, где руки скованы кожаными наручниками. Едкий ужасающий звон цепей, и сладко-приторный голос Карима.

Нет!

Уж лучше остаться здесь. Здесь где, никого нет. И стерты границы реальности.

– Ты меня слышишь… -

Миранда. Это точно она! Только ее не было в комнате.

Рамина постаралась набраться сил и распахнуть глаза, но будто невидимая свинцовая тяжесть сковала веки.

Рамина почувствовала, как в сердце разлилось тепло. Она рада, что подруга пыталась ее спасти, что ее жизнь дорога хоть кому-то по-настоящему, без претензий и купюр. Наверное, это лучшее, что останется теперь с ней после смерти, глупой, никому неизвестной кончины. «Мы умрем вместе, вместе с Дамиром» – и от безысходной мысли, по щеке скатилась слезинка. Чертов эгоизм обжег внутренности ядовитым нектаром. Хотела ли она, чтобы любимый мужчина смог спастись, а она, оставшаяся под завалами незаконного казино и ночного клуба, жила бы только в его памяти?

Слезы потекли, вызывая резь по коже, на которой скопился слой грязи и пыли от рушившихся стен и потолка. Смахнуть бы, но тело полностью обездвижило неведомая сила, подобная параличу.

Рамина силилась сказать подруге о том, то не хотелось, чтобы Миранда тоже погибла вместе с ней, чтобы она спасалась, бросила обездвиженное тело в темных комнатах преступного здания… Но слова, стояли в горле, и ни звука не могла она выдавить из себя. «Прости и меня, Миранда…» – думала Рамина, и горечь последних мыслей обволакивала, убаюкивала, погружала в странную субстанцию. Она чувствовала себя как в невесомости. Легкость заполнила каждую клетку и осязание парения над землей, словно в небе окутало все сознание девушки.

«Я умерла – это уже точно…» – думала она, и не ощущала больше никаких чувств. Ни тоски, ни ярости, ни любви. Равнодушие вдруг хлынуло мощным потоком, и словно несло ее на волнах туда, где больше нет никаких звуков. Туда, где полная обездвиженность заключит в последние объятья.

– А-а-а-ах – вырвалось из ее горла, и тело свело сильной судорогой.

Рамина запрокинула голову, будто в приступе эпилепсии, и хватала спасительный кислород, словно вскоре он должен закончиться.