Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мальчишка мог окончательно разрушить мою жизнь. Не хватало, чтобы муж узнал, что от этой женщины у него есть сын. Тогда бы он точно бросил меня. И окончательно разрушил бы то, что я пыталась сохранить столько лет.
– Но вы же понимаете, что он все равно узнает, – перебила я Ковурскую.
– Не узнает. Вы не выйдете отсюда живыми. А кроме нас с сыном, об этом больше никто не знает.
Только я хотела задать еще несколько вопросов – например, кто и с какой целью поставил в Гришиной квартире прослушку, что и зачем искали у Вероники, что было в Гришиной папке с письмами матери и документами, как в разговор влез мой «коллега». И все испортил.
– Я бы не был так уверен, – вмешался Полежаев. – Перед тем, как попасть сюда, я вызвал полицию. Так что с минуты на минуту они сюда приедут.
– Черта с два вы выйдете отсюда живыми. – Тамара Николаевна прицелилась в Полежаева.
Тут я окончательно поняла всю глубину негодования Головина по отношению к дилетанту, который лезет в неприятности, не обладая особым интеллектом, не чувствуя ситуации. Странно, что Полежаева кто-то не убил чисто по доброте душевной – чтобы не мешался.
Тут, откуда ни возьмись, из дверного проема кто-то выпрыгнул, словно пантера. Он повалил стоявших наверху лестницы мать и сына Ковурских. От неожиданности Тамара Николаевна выстрелила, и пуля зацепила Полежаева. Мысли-то материальны… Впрочем, ранение в руку особо серьезным не выглядело.
– Я думал, что опоздал, – вставая с лестницы, произнес Данил.
– А я боялся, что он тебя убил, – подбежал к нему Кирилл и обнял.
– Да он лох, связать и то не смог как полагается. Выбрался за пару минут. Потом, когда понял, что вас обоих пора вытаскивать, пробрался в дом и увидел эту картину. Так что с ними делать? – показал на лежащих внизу Ковурских.
– Связать, пока не очухались, – взяла я командование на себя, не давая раскрывшему рот Полежаеву и слова сказать. – Этого… детектива неплохо бы перевязать, чтобы кровью не истек. Вызвать полицию и «Скорую». У тебя есть телефон?
– Да, вот возьми, – Данил протянул мне мобильный.
Я набрала номер Кирьянова.
– Вов, записывай адрес и приезжайте сюда.
– Таня, ты, что ли? Где ты? Мы тебя обыскались.
– Телефон сел. Диктую адрес: Лесная, дом пятнадцать. Нужна «Скорая». Как минимум двое ранены.
– Выезжаем. Минут через десять будем.
Полиция и «Скорая» подъехали быстрее, чем я думала. Все-таки как хорошо иметь своих людей в правоохранительных органах. Кирьянов и Головин зашли в дом.
Медики установили, что Тамара Николаевна подвернула ногу, поэтому не могла самостоятельно передвигаться. Виктор отделался несколькими ушибами. Полежаев получил сквозное ранение в плечо. Пуля прошла навылет. «Скорая» собрала всех пострадавших и увезла в больницу. Не развязывая, впрочем, Тамару с сыночком по моей настоятельной просьбе, которую поддержали и Кирьянов, и Головин. Головин связался со своими и отправил следом за «Скорой» пару полицейских – присмотреть за подозреваемыми.
У меня же был перелом руки под вопросом. В районе кисти она сильно опухла, и была адская боль, поэтому срочно нужно было ехать в больницу и делать рентген.
Пока Головин разбирался с Ковурскими, Кирьянов настоял на том, чтобы лично отвезти меня в больницу.
Я не стала отпираться. Уж очень сильно болела рука.
– А как быть с ними? – Кирьянов указал на братьев Лобановых.
– Полежаев признался, что он оклеветал их. И они ни при чем, – ответила я ему.
– В отделе разберемся, – ожидаемо заявил Головин, надевая на них наручники.
– Все будет хорошо, – пообещала я им. – Как только разберусь с рукой, приеду в отдел.
Перелом у меня все-таки был. Укол обезболивающего и французский гипс до локтя – таков итог моего визита в больницу. И это еще я легко отделалась. Доктор прописал мне полный покой. Кирьянов даже попытался отвезти домой. Но мне достаточно было один раз взглянуть на него, чтобы он понял, что я не собираюсь пролеживать целыми днями на диване из-за какого-то перелома.
– Мне надо закончить дело, Володь, – объяснила я. – Отвези меня к Головину.
– Ну почему ты такая упрямая, Иванова? Вот в кого ты такая? – ворчал Володя, выходя из больницы.
– Наверное, гены.
– На, прими, – он достал из бардачка фляжку, в которой, судя по всему, было что-то покрепче кофе.
– Ты же знаешь, что я не пью такое. Да к тому же в меня вкололи столько лекарства, что глоток твоего чудодейственного средства скорее усугубит мое состояние. Либо усну, либо обезболивающие действовать прекратят. Поехали лучше.
– Как хочешь, – пробубнил он и завел машину. – Так что там произошло?
– Ковурская позвонила мне вечером. Я уже была дома. Она сказала, что нашла кое-что в вещах Вадима и я должна подъехать к ней домой.
– И ты ей поверила и поехала.
– Разумеется, поехала. Поверила ли? Не уверена. Но всерьез я ее и не подозревала, раз уж на то пошло.
– И что было потом?
– Я помню, что она предложила мне кофе. А дальше все как в тумане. Потом они, предполагаю, что с Виктором на пару, перетащили меня вниз. Очнулась я, судя по всему, утром. А дальше смешались в кучу кони, люди, как говорится в известном стихотворении.
Головин стоял на крыльце полиции в одном свитере и курил. Судя по его покрасневшим ушам и носу, стоял он тут довольно долго. Когда он увидел нас с Кирьяновым, то затушил сигарету и пошел навстречу.
– Ну, как? – спросил он меня, показывая на руку.
– Жить буду. Обычный перелом без смещения. Я думала, ты допрашиваешь Виктора Ковурского.
– Он молчит. Ждем адвоката и тебя. Расскажи, что произошло.
– Может, зайдем внутрь? Иначе ты скоро превратишься в Деда Мороза.
Ковурского поместили в изолятор временного содержания. Врачи не обнаружили у него серьезных повреждений после падения с лестницы.
Я рассказала Головину, что со мной произошло.