— Но как вообще такое могло случиться?

— Каждый человек — сгусток мощнейшей энергии, — Йар пожал плечами. — Просто мы этого не ощущаем, потому что она нетелесного свойства. Сам по себе человек слаб, но на более тонком уровне…

— Каждый человек своего рода вселенная, — перебила я. — Значит, зарождение каждой новой жизни сопоставимо с Большим взрывом. Так у нас называют начало всего. И это входит в систему. Но если встречаются две разные энергии…

— Интересно. Энергии людей из разных миров. Зарождение жизни, не предусмотренной законами вселенной. Страшно даже думать, Вера, что наш ребенок — уникальный, — Йар наклонился над кроваткой, дотронулся до маленьких пальчиков, и Оля зачмокала во сне губками. — Наверно, ты права. Пока мы не знаем, как поведет себя воронка дальше, лучше, чтобы Оля оставалась единственной.

Его часы пискнули: пришло сообщение от Войтеха, который приехал за нами на машине и ждал у запасного выхода из больницы. В целях безопасности уезжали мы глубокой ночью и выйти должны были через кухню.

В теленовостях еще раз заявили, что наш с Йаром ребенок и наплыв гриз никак не связаны между собой и что это нашествие внезапно прекратилось. Первому вполне ожидаемо не поверили, второе осталось незамеченным.

Прекратилось? А что толку, если попаданцев все равно тысячи?

Вот тут я могла лишь порадоваться и отсутствию публичного интернета, и слабо развитому телевидению, и непопулярности фотографии. Люди, с которыми мы не были знакомы или не сталкивались при тех или иных обстоятельствах, не знали нас в лицо. Йар снял квартиру на другом конце города и пригласил Этейру, которая подстригла меня под мальчика. Конечно, это нисколько не гарантировало безопасности, но в нашем мире спрятаться от взбешенной толпы было бы намного сложнее.

— Ну что, поехали?

Йар положил Олю в переноску для младенцев и пошел к выходу, а я за ним.

Жизнь сделала новый виток, и если б мы только могли предположить, какой будет следующим.

Несколько месяцев прошло в таком же хрупком равновесии, в каком находилось и мироздание. Оля росла и радовала нас, в том числе и тем, что всевозможные детские хвори обходят ее стороной. Это было на редкость позитивное улыбчивое существо, внешне похожее на нас обоих, словно она взяла от каждого ровно по половине.

Йар все так же ездил в свою лабораторию, где, разумеется, больше не проводили никаких экспериментов, а пытались сделать хоть какие-то обоснованные выводы из того, что произошло. Я сидела с дочкой и обменивалась сообщениями с друзьями, которым теперь было не так просто добраться до нас, чтобы навестить.

«Дайна» работала и пользовалась среди попаданцев еще большей популярностью, хотя местные почти перестали туда заглядывать. У властей клуб, разумеется, был на дурном счету, и будущее его выглядело более чем туманно. Некоторые из работавших там начали подыскивать себе другие места.

У моих друзей дела шли с переменным успехом. У Войтеха и Грейс — более-менее неплохо, а вот Рут и Джейк в те редкие моменты, когда он бывал дома, без конца ссорились из-за его постоянного пребывания в карантине. Зунно так и жила одна, а у Димитры с Бегроганом ничего не вышло. Он нашел себе женщину из своих, а Димитра познакомилась с парнем-турком из вновь прибывших.

Недовольство попаданцами не спадало, напряжение нарастало все больше, и все чаще происходили стычки между ними и аборигенами. Весь соцпакет для гриз фактически оказался свернутым — им не гарантировали ничего, кроме минимального обучения языку, палаточных лагерей и немудреного питания. Экзамен, направление на работу, пособия и кредиты — этого больше не было. Теперь каждому предстояло устраиваться в этом мире самостоятельно.

Все шло непросто, но нас с Йаром эти месяцы еще больше сблизили. Мы все так же держались друг за друга, но теперь у нас была Оля — как фокус наших чувств и отношений.

Полгода спустя, в тот день, когда маятник качнулся снова, Йар пришел домой встревоженным.

— Не знаю, Вера, что произошло, но приборы показали смещение спектров. Очень небольшое. Возможно, просто погрешность измерений.

— И что это может означать?

— Если не ошибка, то… ничего хорошего. То, чего мы и боялись. Воронка сменит направление вращения. Возможно, это естественный процесс, но что произойдет? Новая катастрофа?

Через неделю стало очевидным, что приборы не ошибались. Пространство замерло в какой-то точке, а потом начало раскручиваться в обратном направлении, набирая потерянную скорость. Разумеется, обывателей об этом в известность не ставили, ожидая, во что все выльется. Спустя еще несколько дней приборы вновь зафиксировали обратное завихрение, но ни одного нового попаданца не появилось.

Йар пришел домой только через трое суток, небритый и вонючий, так и упал спать, едва раздевшись. А когда проснулся, привел себя в порядок и поел, сказал, глядя куда-то мимо меня:

— По тому завихрению приборы показали цифры, аналогичные тем, которые дает прибывший сюда гриз. Только с обратным знаком. Так было, когда мы отправляли кого-то назад. А потом еще три таких же. Сейчас порядок проверяет, нет ли среди гриз пропавших. Если есть…

Он не договорил, но я и так поняла.

Если это не совпадение, то теперь воронка будет методично выкидывать попаданцев обратно. Точно так же, как до этого затягивала сюда. В любой момент, не считаясь ни с чем.

Попаданцы исчезали один за другим, с каждым днем все больше и больше. Местные радовались. Те, кто попали сюда в последнюю волну, тоже. Они еще не успели пустить здесь корни и тосковали по дому. Радовались и с нетерпением ждали, когда неведомая сила вернет их обратно. Другие, кто провел в Рэлле не один год, наоборот, думали о возвращении с ужасом. Многие успели забыть родной язык, а дома их наверняка признали умершими. Да и как объяснять, где провели столько времени?

Забросило в другой мир? А потом вернуло? А может, похитили зеленые человечки?

Рут исчезла на глазах у Джейка, держа Роберта на руках. Он прибежал к нам — едва ли не в истерике, и мне захотелось надавать ему по физиономии.

— Будь другом, прекрати! Куда бы ее ни занесло, вы рано или поздно встретитесь на Земле. Найдете друг друга. Если захотите, конечно. К тому же ребенок с ней. А я своего мужа и ребенка больше никогда не увижу. И сколько нам осталось быть вместе, неизвестно. Может год или месяц, а может, час.

Джейк смутился и ушел. А через неделю унесло и его.

Мы с Йаром понимали: изменить ничего невозможно, и поэтому брали от этих последних дней все, что могли. Конечно, ему приходилось ходить на работу, но он старался возвращаться пораньше, и все остальное время мы проводили вместе, рядом.

— Только не забывай нас, — просил он, и у меня наворачивались слезы от боли и беспомощности.

— А ты заботься об Оле хорошенько. Давай ей отвар каждый день. А когда у гайи появится детка, рассади. И тоже пей. Ты же легко простужаешься. И ноги держи в тепле.