вернуть твоему сердцу мир, ныне его покинувший. Я уже упоминала, что мой опекун был человеком редких знаний, и он позаботился напитать этими знаниями мой детский ум. Среди различных наук, которые любознательность подвигла его изучить, он не пренебрег и той, которую большинство почитает кощунственной, а многие – химеричной. Я говорю об искусствах, кои связаны с миром духов. Глубоко исследуя причины и следствия, неустанно изучая натурфилософию, познав во всей полноте свойства и качества каждого драгоценного камня в земных недрах, каждой травы, рождаемой землей, он в конце концов обрел могущество, которого столь долго и столь упорно искал. Любознательность его была вознаграждена сполна, честолюбие удовлетворено. Он повелевал стихиями, он мог изменять законы природы, его глаза читали скрижали будущего, и адские духи повиновались его приказаниям. Почему ты отшатнулся от меня? Я понимаю, о чем вопрошает твой взгляд. Твои подозрения верны, хотя твой ужас напрасен. Мой опекун не скрывал от меня даже самые драгоценные свои знания. Однако если бы я никогда не видела тебя, то никогда бы не прибегла к своей власти. Подобно тебе я содрогалась при мысли о магии; подобно тебе я рисовала жуткие последствия попытки вызвать демона. Но чтобы сохранить жизнь, которую твоя любовь научила меня ценить, я прибегла к средствам, употребить кои страшилась. Ты помнишь ночь, которую я провела в склепах обители Святой Клары? Вот тогда-то, окруженная тлеющими костями, я осмелилась совершить таинственные обряды, кои призвали мне на помощь падшего ангела. Суди же, какой была моя радость, когда я убедилась, что страхи мои были воображаемыми. Я увидела, как демон покорствует моим приказам, я увидела, как он трепещет моих нахмуренных бровей, и убедилась, что не продала душу господину, а купила себе раба.

– Опрометчивая Матильда! Что ты сделала? Ты обрекла себя на вечную гибель! Ты променяла вечное блаженство на мгновенную власть! Если исполнения моих желаний можно достичь с помощью волхвований, я отвергаю твою помощь со всей решимостью. Слишком ужасны последствия. Я обожаю Антонию, но не настолько ослеплен любострастием, чтобы пожертвовать ради обладания ею жизнью на земле и жизнью вечной!

– Глупые суеверия! Красней, Амбросио, красней, что они владеют тобой. Что опасного, если ты примешь мое предложение? Зачем я убеждала бы тебя сделать этот шаг, если бы не думала только о том, как вернуть тебе счастье и душевный мир? Если бы и была опасность, она угрожала бы только мне. Это я призову духов, и, значит, грех будет моим, а вся выгода от него – твоей. Но опасности нет никакой. Враг рода человеческого – мой раб, а не мой повелитель. Или нет разницы между изданием законов и подчинением им, между служением и приказаниями? Очнись от пустых мечтаний, Амбросио! Отбрось ужасы, столь недостойные души, подобной твоей! Оставь их ничтожным людям и дерзай быть счастливым! Пойди со мной в склепы обители Святой Клары сегодня же ночью, будь свидетелем моих заклинаний, и Антония – твоя!

– Обрести ее подобными средствами я не могу и не хочу. Перестань убеждать меня, ибо я не смею прибегать к помощи ада.

– Ты не смеешь! О, как ты меня обманул! Ум, который я почитала великим и дерзновенным, оказывается слабым, детским и трусливым, рабом глупых заблуждений и более робким, чем женский!

– Как? Отдавая себе полный отчет в опасности, должен ли я подставить себя ухищрениям Искусителя? Мне отказаться от права на вечное спасение? Должны ли мои глаза искать зрелища, которое, я знаю, ослепит их? Нет, нет, Матильда, я не вступаю в союз с Врагом Божьим.

– Так, значит, ты сейчас друг Божий? Разве ты не нарушил данные Богу обеты, не отрекся от служения Ему и не предался прихотям своих страстей? Разве ты не строишь планы, как восторжествовать над невинностью? Как погубить создание, сотворенное Им по ангельскому подобию? Если не к демонам, так к кому же ты обратишься за помощью в таком похвальном деле? Или серафимы посодействуют ему и приведут Антонию в твои объятия, взяв под свой покров твои грешные страсти? Какая нелепость! Но я не обманута, Амбросио! Не добродетель понуждает тебя отвергнуть мое предложение. Ты хотел бы его принять, но не смеешь. Не страх перед преступлением останавливает тебя, но страх перед наказанием. Не благоговение перед Богом, но ужас перед Его отмщением! Ты рад был бы оскорблять Его втайне, но трепещешь объявить себя Его врагом открыто. Стыд и позор трусливой душе, у которой не хватает отваги быть либо верным другом, либо честным врагом!

– С ужасом взирать на грех, Матильда, уже заслуга. И тут я горжусь, признавая, что я трус. Хотя страсти понудили меня преступить законы добродетели, в сердце своем я храню врожденную любовь к ней. Но не тебе упрекать меня в нарушении обетов – не тебе, кто первая соблазнила меня нарушить клятвы, кто первая разбудила во мне спящие пороки, заставила почувствовать бремя цепей, налагаемых религией, и убеждала, что в грехе есть наслаждения. Но пусть мои нравственные устои уступили силе плотских страстей, во мне еще сохранилось достаточно благочестия, чтобы содрогнуться перед волхвованиями и избежать греха столь чудовищного, столь неискупимого!

– Неискупимого, говоришь ты? А где же твои хвастливые уверения, что милосердие Всемогущего беспредельно? Или Он на днях назначил ему пределы? И более не принимает грешника с радостью? Ты оскорбляешь Его, Амбросио! У тебя всегда будет время покаяться, а доброта Его неизреченна! Так дай же Ему доказать эту доброту. Чем больше твое преступление, тем больше Его милость в прощении. Прочь эти детские угрызения! Дай убедить себя ради твоей же пользы и последуй за мной в склепы!

– О, замолчи, Матильда! Этот насмешливый тон, этот дерзкий, кощунственный смех отвратительны в любых устах и тем более в женских! Оставим разговор, который не вызывает ничего, кроме ужаса и омерзения. Я не последую за тобой в склепы и не приму услуг твоих адских пособников. Антония будет моей, но моей человеческими средствами!

– Тогда твоей она не будет никогда. Мать открыла ей глаза на твои замыслы, и теперь она остережется. Более того: она любит другого. Юноша, достойный и благородный, владеет ее сердцем и, если ты не помешаешь, через несколько дней объявит ее своей невестой. Эти известия принесли мне мои невидимые служители, к которым я обратилась, едва заметив твое равнодушие. Они следили за каждым твоим действием, сообщали мне обо всем, что происходило в доме Эльвиры, и внушили мне мысль помочь тебе в твоих замыслах. Их вести были единственным моим утешением. Хотя ты