поп-культурный феномен, любимец детей и не такой уж обидный образ для еврейского народа, и вот вам благодарность: олений тезка наставил ему рога) – так вот, Рудольф состоит в загородном клубе, и у него есть домик на Кейп-Коде. Мириам не знала, что все так выйдет. Но с возрастом начинаешь ценить комфорт, а Рудольф – аккуратный и предсказуемый, и его не тянет вечно что-то искать. Если задуматься, им уже под восемьдесят. Моррис же отказывается заменять окна, из которых сифонит, потому что они, дескать, исторические, считает “отпуском” посещение выставки граблей в Фермерском музее Беттсбриджа и захламляет дом всяким дерьмом, которое раскопал.

Это не дерьмо, это История, а если холодно, можно и свитер надеть – как они и поступали последние сорок семь лет. Неужели дело в сексе? – спросил он. Неужели Рудольф – герой-любовник, которому он и в подметки не годится?

И да и нет. Рудольф почти не притрагивается к ней, но, возможно, так оно и лучше. Когда-то Моррис был таким привлекательным, просто глаз не оторвать. Но не пора ли оставить всю эту акробатику молодежи? Наступает возраст, когда одежду лучше не снимать. Все это уже не так мило.

– Все это? – переспросил он.

– Ты. Я. Мы.

Спорить дальше не было смысла. Она тихонько ускользнула, звонила время от времени, спрашивала, как дела. Ведь он дорог ей. Что проку на склоне лет тратить время на гадости? Он соглашался. Любовь толкает стариков на те же глупые поступки, что и молодых. Он занимался своими хобби, привел в порядок коллекции монет, съездил в Коста-Рику понаблюдать за птицами и все это время не переставал ждать, уверенный, что она вернется.

И она вернулась. Когда обнаружили опухоль, наш прекрасный Рудольф решил, что круг почета лучше выполнять в одиночку. С этими новостями Мириам позвонила Моррису одним летним утром и спросила, не примет ли он ее обратно.

Он принял, но с той поры их жизнь превратилась в туманную череду врачей и процедур. Страстного воссоединения не случилось. Мириам слишком плохо себя чувствовала. Опухоль упорно не поддавалась лечению, и лишь когда Мириам бросила Морриса во второй и уже последний раз, он почувствовал, как внутри у него разверзлась пропасть и там, где раньше была жена, таинственным, почти мистическим образом вспыхнуло желание.

Однако ни ловкость Мод, ни (кто бы мог подумать) страстный шепот Дороти не принесли ему облегчения. Его чудесная, горячо любимая дочка Рейчел, жившая в Филадельфии и работавшая психиатром, высказала “догадку”, что стремление Морриса выкопать труп пуританки – это смещенное желание воскресить маму дорудольфовских времен. Но Рейчел никогда по-настоящему не понимала радостей истории (интересное упущение, учитывая, что по роду деятельности она только и делала, что изучала – можно сказать, раскапывала – чужое прошлое). После смерти Мириам Рейчел звонила каждый день и все время ласково спрашивала, как там его “увлечения”. Видел ли он каких-нибудь новых птиц, находил ли новые сокровища? Сокровища! Можно подумать, он пират с серьгой в ухе и ведет раскопки на детских площадках в поисках ценностей, растерянных отвлекшимися мамашами, или кулонов, оброненных влюбленными подростками, обжимавшимися в траве.

Вот как вышло, что тем апрельским вечером он лежал на кровати один и ждал, пока таблетка ослабит хватку дьявола, запустившего когти ему в грудь. Он так надеялся, что эта речь, это открытие реабилитируют его, вернут любовь и уважение друзей… Ну и ладно, к черту их всех. Когда он докажет свою чудесную теорию, они поймут, как сильно им его не хватало. В одиночку он нашел три трупа на страницах “Тру-крайм!”, в одиночку в богом забытой земле найдет и четвертый.

Если бы Моррису позволили выступить в тот день в Спрингфилде, следующим пунктом он рассказал бы, как разыскал тот самый дом в ноябре. По значимости это открытие не уступало озарению насчет связи двух текстов, но, говоря откровенно, установить местоположение дома оказалось поразительно просто. От идиотов из Археологического управления не было никакого толку – из трех работников, к которым он обращался, один при упоминании “Тру-крайм!” просто рассмеялся, а двое других поинтересовались его квалификацией. Какая-какая у него фамилия? А где он преподает? Ну и хрен с ними. Как выяснилось, Данн весьма небрежно замел следы. Между реками Гудзон и Коннектикут было лишь два городка на букву “О”, и никакой дурак не станет добираться описанным маршрутом в Отис.

Дорога до Оукфилда заняла всего полчаса. Моррис подумывал заглянуть в полицейский участок, но, зная, что ему, возможно, предстоят незаконные поиски, решил не привлекать к себе внимания. Вместо этого он поспешил к самому преданному союзнику кладоискателя, городской библиотекарше, в данном случае – широкоплечей Агнес, почти не уступавшей ему ни ростом, ни возрастом и жаждавшей (это угадывалось без труда) чуточку пофлиртовать. Да, она помнит случай с пумой. Как тут не помнить! Местные неделями не пускали детей играть в лесу.

Моррис еще немного поболтал с ней, но, верный долгу, вскоре уже неторопливо ехал в гору, разглядывая ноябрьские пейзажи в поисках “разлапистого желтого дома”, за которым начинались государственные леса, и повторяя про себя “объяснительную” для домовладельцев, боявшихся за свои лужайки. “Объяснительные” нередко обсуждались в кладоискательских кругах. Хэнк Пуласки даже как-то прочитал лекцию о тактике – забавно, учитывая, что в этих своих темных очках и с усами Уайетта Эрпа[47] он выглядел типичным грабителем с плакатов “Разыскивается”. У Морриса никогда не возникало проблем с домовладельцами. Стоило лишь протянуть визитку. Нет в Америке человека, который не доверял бы дипломированному бухгалтеру.

Конечно, обычно он искал монеты, мушкетные пули и пряжки. Кто бы ни открыл ему дверь на этот раз (а покуда из его памяти не изгладился образ Агнес, махавшей на прощанье, можем ли мы упрекать его в том, что на месте “кого-то” он воображал одинокую вдову, возможно даже интересующуюся историей, у которой есть старая коллекция пуговиц, достояние покойного мужа, не хочет ли он взглянуть?), – словом, кто бы ни открыл ему, он просто скажет, что ищет клад. А когда наткнется на человеческие останки, воскликнет: “Ого, вы только посмотрите! Кажется, у нас тут труп!” Разумеется, такие вещи регулируются законодательством и придется звонить в Археологическое управление (уже с торжеством!), но об этом он подумает позже. Кости он им отдаст.

На деле никакой “объяснительной” не потребовалось. Когда старый и, да, разлапистый дом показался в конце дороги (по-прежнему желтый!), Моррис сразу понял, что там никто не живет. Мокрая бурая трава устилала подъездную дорожку и площадку перед домом, торчала из-под крыльев и крыш двух заржавелых машин. Многие окна в доме были разбиты. В зияющей дыре в крыше