Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твое письмо, которое через Красный Крест попало в мои руки, обрадовало меня так, будто я тебя здесь, на своем пороге, увидела! После стольких страданий неожиданно луч света. Как же у меня сердце согрелось!
Не могу представить, что у тебя муж американец. Это как в сказке – принц на белом коне! Ты спаслась, дорогая, и отправляешься к лучшей жизни со своим солдатом. И я бы хотела объехать мир, хотя бы раз собственными глазами посмотреть на дальние берега. Если бы только могла, бросилась бы к тебе, но, похоже, этого никогда не случится. Я останусь здесь, на этом клочке земли, когда-то немецком, а теперь, как говорят, праславянском. Тут, вдали от родной земли, будет моя могила. Навестит ли ее кто-нибудь хоть когда-нибудь?
Появилась на свет девочка. Писаная красавица, глаза у нее голубые, а волосы черные и густые. И я не смогла ее не полюбить. Может, если бы мне ее не показали…
Выхода не было, с хозяином был договор – ребенок, завернутый в платок, отправился к чужим людям, которые должны были воспитать его, как своего собственного. Наверное, я больше его не увижу.
Сердце мое все еще истекает кровью, хотя уже немало времени прошло и жизнь моя потихоньку устроилась. Я вышла замуж за хозяина, теперь сама хозяйка дома – пока нас не раскулачат, как говорит мой муж. Времена сейчас нелегкие, но надо радоваться тому, что есть, – это все-таки лучше того ада, который был здесь в самом конце войны. Я хочу ребенка, который, возможно, заполнит пустоту в моем сердце. Но беременности все нет, хотя мой муж, несмотря на почтенный возраст, супружеский долг исполняет добросовестно. Может, это кара за то, что я малышку чужим людям отдала? Может, это Божий план, что у меня только она одна должна была быть?
Дорогая Анеля, я ежедневно молюсь, перебирая десять бусин четок, за тебя и не перестаю верить, что и я когда-нибудь буду счастлива.
Будь здорова,
Рышард смотрел через окно на тонущую под дождем улицу. Лило так, будто приближался библейский потоп. Правда, для него погода обычно не имела большого значения – утром он садился в машину в подземном гараже своего дома, чтобы выйти из нее в подземном гараже, принадлежащем фирме, так что иногда даже понятия не имел, какая температура снаружи. Но этот дождь, в виде исключения, его нервировал. Сегодня его нервировало абсолютно все.
Началось с того, что он не выспался, – всю ночь обдумывал предупреждение от своего человека в полиции о готовящемся протесте. И это была не худшая из полученных им в последнее время новостей. Журналисты вынюхивали все настойчивее, и это его беспокоило. Покрутившись в кровати около часа, он встал и вышел из спальни. Боялся, что разбудит жену, – не хотелось объяснять, почему не спится. Он спустился в кабинет, налил стакан виски и залпом выпил. Алкоголь опьянил его, но не успокоил. Он включил телевизор и принялся переключать каналы. Рышард чувствовал себя все хуже. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что вот так сидеть и размышлять совершенно бессмысленно, так как еще никто никогда не придумал ничего толкового во время бессонной ночи, но спать не мог и сомкнул глаза, только когда уже начинало светать.
Когда зазвонил будильник, Рышарду показалось, будто у него в мозгу стучит пневматический молоток. Жены в постели давно уже не было, пустое место возле него было холодным и неприятным. В конце концов он проснулся, и вместе с осознанием, где он находится и что происходит, пришла та же мысль, с которой он засыпал: Александр должен вернуться в столицу. Ситуация усложнялась, нужно действовать. Если сейчас не предпринять соответствующие меры, может быть слишком поздно. Журналисты подобрались слишком близко. Известно, как это бывает: начинают с мелочей, а потом долбят и долбят. Рышард знал, что некоторые дела должны оставаться в тени навсегда.
Он стоял, опершись о письменный стол в кабинете, смотрел на стекающие по стеклу капли и нервно крутил фамильный перстень, который носил на пальце со смерти деда. Этот перстень в трудную минуту всегда придавал ему сил, словно обладал необыкновенным могуществом. Рышард был крепко связан с семьей матери – старым аристократическим родом, который некогда был в Польше очень влиятельным, а сегодня разбросан по всему миру. Брак его родителей был ужасным мезальянсом, но в конце концов аристократическая семья матери примирилась с этим фактом, а он стал любимым внуком деда. Понятно, что после смерти старейшины рода ценная реликвия попала в руки Рышарда.
Он взял телефон и набрал номер своего бизнес-партнера.
– Александр, ты должен приехать! Стало горячо, ты нужен здесь, на месте.
Рышард не принадлежал к людям, которые по любому поводу теряют спокойствие, но сейчас было ясно, что он взволнован.
– Проклятые неправительственные организации! – Алекс практически шипел в трубку. – Если бы не эти говнюки, не было бы вопросов!
– Но вопросы есть, молоко как раз проливается. А я смотрю, как оно капает со стола. – Рышард тоже был взбешен. – Ты должен приехать! Начали копаться в наших биографиях, а ты понимаешь, что это последнее, что нам нужно. Надо сделать несколько разумных пиар-ходов.
Алекс молчал.
– Ты там? – спросил Рышард. – У тебя почта открыта? Тогда нажми на ссылку, которую я тебе отправил.
Сам он тоже это сделал, и на экране появился текст с обложки последнего выпуска газеты с кричащим крупным заголовком: «Они борются за дома для людей». Статья описывала протесты группы городских активистов – противников реприватизации домов в столице.
– Хорошо, хорошо, я приеду! – пробурчал Алекс. – Мы как-то это уладим. Как всегда.
* * *
Фары встречных автомобилей слепили ей глаза. Они ехали очень долго. Но в этом не было ничего удивительного – воскресный вечер на варшавской трассе был худшим временем для путешествий. Ведь сейчас в свои дома в столице возвращались все те, кому по карману было купить участок на Мазурах. Их большие автомобили класса SUV, способные развивать огромную скорость, сейчас медленно тащились друг за другом. А дети, запертые уже четвертый час в машинах, сходили с ума от скуки в неудобных автомобильных креслах, которые держали их как дыба, крепко прижав и не позволяя сменить положение.
Эва видела их лица, сердитые и скучающие. И совсем этому не удивлялась – ей самой хотелось выйти и пойти дальше пешком.
– Ужас, – сказала она Алексу, сосредоточенному на том, чтобы не врезаться в зад автомобиля, ползущего перед ними. – Не представляю, как можно добровольно обрекать себя на такой кошмар. Неужели возле Варшавы нет ни одного красивого места, где можно построить дачный домик?
Александр улыбнулся.
– Ну, можно поехать к морю или в горы, но это, наверное, еще хуже. Может, когда-нибудь построят наконец эту автостраду и что-нибудь изменится.
Неожиданно Алекс громко выругался, так как с проселочной дороги прямо ему под колеса выехал явно подвыпивший мужчина на допотопном велосипеде. Кропивницкий резко затормозил, чтобы объехать пьяницу, исступленно сигналя и грозя ему через окно кулаком. Но тот даже не обратил на него внимания.