на мгновение покинул нас, ничего не сказав. Мы привыкли к этому – у него была привычка убегать, чтобы что-то проверить, перекусить или куда-то позвонить, не предупредив нас заранее – но я точно знала, что это выводит Умму из себя. Она нервно оглядывалась по сторонам, пока мы стояли в очереди. Через несколько минут Апа вернулся, держа в руках два протекающих бумажных стаканчика с кофе для себя и Уммы и апельсиновый сок для меня. Умма молча взяла один из стаканов и отхлебнула из него, а я напряглась, готовясь к ссоре, к ее обычным жалобам на то, что он всегда молча исчезает. Но вместо этого она закрыла глаза и издала тихий удовлетворенный вздох, прежде чем снова открыть их.

– Спасибо, дорогой, – сказала она.

После регистрации у нас оставалось около часа до вылета. У нужного нам выхода Апа устроился вздремнуть, Умма читала книгу, а я рисовала людей вокруг нас. В здание аэропорта прокрался голубь. Казалось, он терпеливо ждал вместе с нами. Я видела, как чей-то малыш подкрадывается к голубю, радостно смеясь, в то время как его мать громко и властно предостерегает его держаться подальше от птицы на итальянском. Я наблюдала за ними троими – за матерью, гоняющейся за ребенком, который гонялся за голубем – и чувствовала смутное превосходство над ребенком. Я старалась не думать о своем младшем брате, который так и не родился, и о том факте, что ему было бы сейчас примерно столько же лет, будь он жив. «Десять лет – это уже почти подросток», – сказала я себе. Я записала цифры 1 и 0 в свой блокнот и закрасила их каракулями. Я не могла дождаться, когда же наконец стану старше. Статус взрослого казался мне самой ослепительной вещью в мире.

Солнце начало всходить после того, как мы поднялись на борт самолета. Слабый оранжевый свет пробивался сквозь грязно-серые облака, и я могла увидеть пятна быстро тающего снега на взлетно-посадочной полосе. Когда самолет начал готовиться к взлету, я заметила, что костяшки пальцев Уммы побелели, а ее губы зашевелились в быстрой молитве. Я поймала взгляд Апы.

– Ты ведь не боишься летать, правда? – спросил он, когда двигатели взревели.

Мой желудок сжался, как только я отрицательно покачала головой.

– Прямо как твой папа, – сказал Апа, посмеиваясь.

Я улыбнулась в ответ и постаралась не паниковать, когда мир перевернулся по диагонали, и всех пассажиров отбросило назад, утопило в креслах. По внутренней связи раздался спокойный голос стюардессы, которая велела нам пристегнуть ремни безопасности до дальнейшего распоряжения. Я проверила и перепроверила свой, представив, что, если вдруг он окажется плохо закреплен, я могу внезапно вылететь из самолета, высосанная через случайно открывшуюся дверь.

Как только самолет выровнялся в воздухе, у меня появилась возможность заметить, насколько яркими стали цвета в небе. Свет здесь, наверху, казался яснее и чище, он окрашивал облака в золотистый и персиковый цвета. Вдалеке те участки неба, до которых еще не добрались лучи солнца, посветлели от индиго до ультрамарина. Рядом со мной спал Апа, как будто не было ничего такого в том, что мы только что покинули землю и взмыли в небо.

На Гавайях было жарко. Как только мы приземлились, я сразу же сбросила все, что было на мне, повязала свитер вокруг талии и запихнула куртку в свой синий рюкзак, считавшийся ручной кладью. Мы уселись в такси, которое доставило нас в маленький мотель в Гонолулу. Он располагался неподалеку от океана, – всего в пяти минутах ходьбы от пляжа Вайкики – но в комнате пахло отбеливателем и чистящими средствами, а коричневый ковер казался колючим под моими босыми ногами. Мертвые мухи усеивали флуоресцентные лампы в ванной.

– Недурно для такого места, а? – заметил Апа.

Я кивнула, пытаясь скрыть свое разочарование. Он включил кондиционер, и тот медленно ожил. Умма начала распаковывать вещи, раскладывая нашу одежду и пожитки ловкими, уверенными движениями. Я хотела сказать ей, что могу и сама убрать свои вещи, но она, казалось, была полна решимости покончить с этим делом самостоятельно. Я села на покрывало, внезапно почувствовав усталость от нашего путешествия, и заснула, свернувшись калачиком на краю кровати.

Когда я проснулась, уже наступило следующее утро, и в животе у меня урчало. Умма что-то мыла в ванной. Я вошла и увидела, что она оттирает кофейное пятно на блузке, в которой летела в самолете. Я была поражена, увидев свою мать в одном лифчике. Цепочка с золотым крестиком, которую она всегда носила, сияла в свете флуоресцентных ламп.

– Где Апа? – спросила я.

– Он должен присутствовать на первом этапе конференции, – ответила она. – Мы встретимся с ним за обедом, позже.

Я заметила, что в числе множества вещей, которые Умма упаковала с собой, обнаружились маленькая рисоварка (она стояла на комоде), контейнеры с морскими водорослями, банки с консервами и соус табаско. Можно подумать, что мы собирались в поход.

Я переоделась в сарафан, который Умма оставила для меня на кровати. Я всегда чувствовала себя в нем глупо, потому что у него были оборки и пышная юбка, что мне не нравилось, но Умма одобрительно кивнула, увидев меня в нем.

– Посмотри, как хорошо ты выглядишь, когда не капризничаешь и носишь одежду, которую я для тебя подбираю, – сказала она.

От нашего мотеля до гораздо более крупного и красивого отеля, где проходила конференция, идти было недалеко, но к тому времени, как мы добрались туда, пот у меня под мышками пропитал ткань сарафана, и я забеспокоилась, что от меня начнет пахнуть. Ранее в том же году в школе мы узнали о менструациях и дезодоранте, важность последнего из которых подчеркивала наша учительница. Я слишком нервничала, чтобы спросить Умму о дезодоранте, потому что, насколько я могла судить, она им не пользовалась. Однако я заметила, что у меня начали прорастать жесткие черные волоски на руках и ногах, а также в промежности, и я была одновременно взволнована и напугана таким развитием событий. Я нерешительно заговорила с Уммой о возможности начать бриться, и она сразу же отвергла эту идею. «Чем чаще ты бреешься, тем больше тебе нужно будет бриться», – заявила тогда она, и это прозвучало для меня как загадка, на которую не существует правильного ответа.

Отель оказался доверху забит людьми, приехавшими на конференцию – в основном учеными и несколькими полевыми экспертами, в шортах и жилетах цвета хаки с множеством карманов. Апа, как раз покинувший место первой встречи, появился из толпы людей. Он был одет в мятую синюю рубашку на пуговицах, которая, похоже, не слишком хорошо пережила перелет и выглядела неуместной среди гораздо более повседневной одежды остальных