Он помахал нам рукой и представил другого мужчину, с которым беседовал по пути; но было ясно – по крайней мере мне так точно, – что другой мужчина, профессор Калифорнийского университета в Беркли, не очень заинтересован в разговоре с Апой. Каждый раз, когда профессор возобновлял попытки извиниться и сбежать, Апа переходил к очередному вопросу по заседанию, которое, как я поняла, было посвящено экосистемам коралловых рифов и способам их спасения.

– Я бы с удовольствием прочитал ваши статьи, – продолжал говорить Апа, пока мужчина с явной неохотой не согласился дать ему адрес своей электронной почты.

Я заерзала, пальцы моих ног в сандалиях поднялись вверх. Мною овладело неприятное чувство – смущение из-за стремления Апы угодить и его рассеянности.

– Думаю, все действительно прошло очень хорошо, – весело резюмировал Апа за обедом. Мы сидели в ресторане, который порекомендовал консьерж отеля, и хотя Умма поморщилась при виде цен в меню, Апа отмахнулся от ее тревог. – Все, с кем я разговаривал, оказались невероятно интересными и вежливыми. Моя презентация состоится завтра, и я уверен, что на ней будет много народу.

Он говорил так, будто это ему уже гарантировано, будто произнесения какого-либо желания вслух достаточно, чтобы оно сбылось. Умма разрезала стейк махи-махи[36], который в иных обстоятельствах она бы не заказала, но Апа настоял, чтобы она его взяла.

– Рада слышать, что все это предприятие стоит затраченных усилий, – поджала губы Умма.

В ее голосе слышалось легкое раздражение, и я не могла понять, возникло оно из-за того, что ей пришлось есть рыбу, которую она не любила, или из-за чего-то другого. Я гоняла еду по тарелке, слушая, как родители устраивают очередную, как я их называла, «драку на цыпочках». Драки на цыпочках происходили тогда, когда ни один из них не хотел открыто говорить о том, что его беспокоило, и между ними начиналось своего рода соревнование, которое длилось до тех пор, пока кто-то, наконец, не взрывался или не покидал комнату.

– Я бы сказал, что конференция Североамериканской биологической ассоциации безусловно того стоит, да, – мягко ответил Апа.

– Университет покрыл бы наши командировочные расходы. Заведение, в котором ты сейчас работаешь, – нет.

– Но я больше не сотрудник университета, а организация, на которую я сейчас работаю, оплачивает наши счета.

– Вы оба можете просто перестать? – вмешалась я.

Поначалу они не обращали на меня внимания, разве что бросали в мою сторону предупреждающие взгляды. Затем Умма вздохнула.

– Она права, – сказала она, поворачиваясь к Апе. – Я устала. Давай просто попробуем повеселиться.

Я с удивлением обнаружила, что Апа тоже расслабился. Напряженный момент миновал, и мы продолжили есть.

Потом мы прогулялись по пляжу Вайкики, который оказался запружен бледными, блестящими телами туристов. Мимо нас проходили серфингисты с ярко раскрашенными досками, мокрыми волосами и подтянутыми худощавыми телами. Небо было восхитительного глубокого синего цвета, хотя солнце уже начинало садиться. Я сняла сандалии и вошла в воду. Апа был прав – океан здесь был теплым, как приятная ванна. Пальмы мягко покачивались на ветру. Трудно было поверить, что всего несколько часов назад мы ехали в темноте сквозь снежные завалы в аэропорт.

Я нашла плоский блестящий зеленый диск на мокром песке вместе с маленьким розовым крабом, которого волны перевернули на спину. Я осторожно подняла краба, как показывал мне Апа, перевернула его правильной стороной вверх и положила на возвышенность, откуда он убежал. Я провела пальцем по краям диска, поражаясь его гладкости. Поднеся его к солнцу, я наблюдала, как свет просачивается сквозь него и становится чем-то зыбким, почти волшебным.

Мне хотелось показать Умме и Апе то, что я нашла, но я решила пока оставить сокровище при себе и сунула диск в карман. Апа прочитал мне лекцию о ракушках и береговой эрозии, а Умма говорила, что это просто кусок стекла, осколок чьей-то разбитой пивной бутылки, который был раздавлен и сплющен ударами волн, но на мой взгляд он выглядел как самый настоящий драгоценный камень. Про себя я думала, что было бы еще круче, окажись он всем этим одновременно – куском мусора, превращенным во что-то прекрасное.

Мы гуськом направились обратно к отелю, впереди шел Апа, за ним Умма, за ней я. В воздухе вдали от пляжа пахло жареной пищей, сигаретами, пивом и выхлопными газами мотоциклов. Толпы у баров на берегу океана становились все гуще по мере того, как солнце опускалось в небе и один за другим зажигались уличные фонари. Часть пути за нами следовал серый кот со светлыми глазами и изогнутым хвостом. Я поворковала над ним и погладила его в то время, когда Умма и Апа стояли ко мне спиной, а затем побежала догонять их, пока они не скрылись за поворотом.

На следующий день пошел дождь. Ранее мы планировали сходить в исторический музей, пока Апа был на конференции, но у Уммы разболелась голова, и ей пришлось прилечь с выключенным светом. Я принесла ей холодной воды в бутылке из торгового автомата на нашем этаже, а затем, убедившись, что она спит, переоделась в купальник, натянула сверху шорты и футболку, взяла пластиковый ключ от номера с прикроватной тумбочки и со щелчком закрыла за собой дверь.

Мотель был небольшим, всего в шесть этажей. Я бродила по коридорам каждого из них, поднимаясь на лифте вверх и вниз, пока не начала ловить на себе подозрительные взгляды других постояльцев, которые в основном были молодыми или пожилыми парами. Иногда мимо проходила большая семья, все в одинаковых нарядах и с нанесенным на нос солнцезащитным кремом, хотя солнца не было. Казалось, у всех, кроме меня, имелся какой-то определенный план на день.

– Ты заблудилась, милая? – спросила меня женщина с копной рыжих кудрей, выглядывающих из-под солнцезащитного козырька.

Я покачала головой.

– Просто жду свою маму, – ответила я, соврав лишь отчасти.

Наконец мне стало достаточно скучно, чтобы отправиться созерцать крошечный бассейн во внутреннем дворе мотеля. Табличка неподалеку предупреждала, что спасателей на дежурстве нет. Дождь прекратился, но небо все еще оставалось темно-серым, грозовым. Я окунула палец ноги в воду бассейна и решила, что в ней вполне можно плавать. Я закрепила на лице защитные очки и кубарем скатилась с трамплина для прыжков в воду, напугав одинокого пловца на другой полосе, пожилого мужчину, который степенно плавал взад-вперед.

Вода оказалась намного холоднее, чем я ожидала. Я наблюдала за тем, как пузырьки из моего носа поднимаются к поверхности, а затем позволила себе взмыть вверх, как пробка от шампанского, театрально хватая ртом воздух на поверхности воды. Я подумала о дайверах с аквалангами; Апа однажды сказал мне, что они должны быть очень осторожны, когда поднимаются на поверхность из-за чего-то, называемого кессонной болезнью