боли. Загляните вглубь – и вы увидите старость, ту истину, которая в противном случае останется скрытой от вас в пору, когда вы сами будете обладать ею, а потом вас охватит тоска. Не останавливайтесь перед безобразным, дряхлым – каково бы оно ни было. У него, в отличие от красоты и молодости, нет предела; оно бесконечно.

Уверяю вас, что с куда большим удовольствием вы будете наблюдать за состязанием трёх старых кляч, чем за забегом трёх великолепных чистокровных скакунов. В чистокровном скакуне уже заключена кляча, в которую он со временем превратится: ищите её, найдите, не задерживайте взгляд на линиях, отмеченных мимолётной красотой. С радостью думайте о его – и вашей – старости. Глубина старости – это глубина всей вашей жизни.

Вы познаете радость творения нового существа. Подумайте, как прекрасно видеть вокруг себя толпу маленьких горбунов, слепых, карликов, хромоножек – божественных созданий, познающих радость. Вместо того чтобы надевать на свою подругу парик, побрейте ей голову до блеска, если она ещё не совсем облысела, а если ещё не полностью скрючилась, привяжите ей горб.

Пусть вся мебель в вашем доме придёт в негодность; пусть стулья, кровати и столики шатаются, опрокидываются, ломаются. Купив новые ботинки, постарайтесь вообразить их себе стоптанными и рваными, а когда они начнут разваливаться, упаси вас бог утешаться тем, что они будто бы ещё прилично выглядят, – тогда вам конец. Мысленно разломайте или разрубите на куски всю вашу мебель, порвите мысленно вашу одежду и обувь. Позаботьтесь о том, чтобы хотя бы один из ваших детей был горбуном, научитесь видеть калеку в самом здоровом сыне, старую охрипшую ведьму – в девице с голосом нежным, как пенье соловья. Учитесь смотреть глубже, вглядывайтесь в старость.

Придите! Придите! Новые герои, новые гении смеха, придите в наши раскрытые объятия, прильните к нашим губам – смеющимся, смеющимся, смеющимся – вырвитесь из колючих зарослей человеческой боли.

ВЫВОДЫ

Мы, футуристы, хотим излечить латинские народы, и в первую очередь наш, от сознательной Боли, от недуга приверженности прошлому, усугублённого хроническим романтизмом, чудовищной чувствительностью и жалким сентиментализмом, которые являются бичом для всех итальянцев. Поэтому мы будем систематически делать следующее.

1. Уничтожать призраки – романтический, навязчивый и болезненный – так называемых серьёзных вещей: отыскивать в них смешное и использовать его, опираясь на науку, искусство и школу.

2. Бороться с физическими и моральными страданиями, пародируя их. Показывать детям как можно больше гримас, рож, учить их стонать, ныть, выть – дабы уберечь впредь от уже приевшихся им слёз и рыданий.

3. Развенчивать все виды боли и горя – проникая внутрь них, рассматривая их со всех сторон, беспристрастно расчленяя на мельчайшие части.

4. Не застывать на месте во мраке боли, а преодолевать её одним прыжком, чтобы оказаться в сиянии смеха.

5. С юности пестовать в себе тягу к старости, чтобы нас не тревожил сперва её призрак, а потом – призрак молодости, насладиться которой мы не сумели.

6. Заменять благовония зловониями. Если наполнить танцзал ароматом свежих роз, вы потом вспомните об этом разве что с мимолётной улыбкой. Наводните его более глубоким ароматом дерьма (запахом глубин человеческого организма, которые мы по глупости отвергаем), и вы будете долго вспоминать об этом с весельем и радостью. Вы, срывающие у цветов их верхушки, их лепестки, как же вы поверхностны! Они-то для своего счастья просят у вас то, что скрыто в потаённых глубинах вашего тела, самую зрелую вашу часть, а значит, эти существа куда более глубоки, чем вы.

7. Извлекать из конвульсий и контрастов боли слагаемые нового смеха.

8. Переделывать больницы в места развлечений: устраивать весёлые вечерние чаепития и кафешантанные представления, приглашать клоунов. Обязывать больных носить забавные костюмы, гримировать их как актёров, чтобы поддерживать постоянное веселье. Посетителям будет дозволено заходить в больничные палаты только после того, как они заглянут в специальный институт мерзости и безобразия, где их украсят огромными прыщавыми носами, повязками на несуществующих ранах и прочим.

g. Превращать похороны в шествия масок под водительством юмориста, умеющего обыгрывать все гротескные стороны горя. Модернизировать кладбища и сделать их комфортабельными, открыв там буфеты, бары, катки, американские горки, турецкие бани и спортзалы. Днём устраивать пикники, ночью – балы-маскарады.

10. Не смеяться при виде смеющегося человека (это бессмысленный плагиат), а учиться смеяться, глядя на того, кто плачет. Устраивать в моргах кружки и клубы по интересам, придумывать эпитафии с каламбурами и игрой слов. Развивать полезный здоровый инстинкт, заставляющий нас смеяться, когда кто-то поскользнётся и упадёт; не помогать ему, а ждать, пока он сам поднимется и расхохочется, заразившись нашим весельем.

11. Извлекать всё новый плодотворный комизм из обычной мешанины землетрясений, наводнений, пожаров и тому подобного.

12. Преобразовывать сумасшедшие дома в школы для перевоспитания новых поколений.

А. Палаццески

29 декабря 1913

46. Сюжет в футуристской живописи

Если рассматривать предмет с концептуальной точки зрения, мы очевидным образом приходим к заключению такого рода: «Что бы ни изображало искусство, его предмет – всегда человек. Пейзаж, натюрморт – всё это не что иное, как иероглифы, в которых заключена личность, это – средства, с помощью которых художник раскрывает свою духовную сущность». Если же, наоборот, подобные трюизмы эстетики оставлять в стороне, как и все возможные тонкости различения субъективного и объективного и их необходимое соединение в произведении искусства, если придерживаться исключительно живописной практики, как она на деле представляется тому, кто ею занимается или желает постичь её развитие в конкретных формах, то проблема сюжета тут же приобретает огромную важность1.

Я неоднократно повторял, что нужно сегодня понимать под живописным искусством, поэтому смею надеяться, что меня не воспримут как того, кто рассматривает сюжет и устанавливает его значение согласно старым критериями благородства и грандиозности, или исходя из его качеств литературного, драматического, сентиментального и пр<очего> порядка. Вся его важность заключается для меня в том, что каждый новый сюжет предписывает художнику новое пластическое чувство и, стало быть, новый стиль. Я хочу сказать, что непривычное множество форм, линий, цветов для своего выражения требуют иначе трактовать материю и, учитывая, что существенное качество любого произведения – его цельность, иначе мыслить композицию и расположение частей.

Это – факт, что античная живопись, основанная преимущественно на изучении форм человека и животных и немного на формах пейзажа, приписала понятиям стиля и пластики значение, которое уже не отвечает нашей современности.

Почти внезапное появление новых форм, изменяя нашу чувствительность, должно необходимым образом изменить также наши способы выражения.

Всякому ясно, например, что аэроплан, поезд, любая машина, кафешантан, цирковая арена – если они служат