полуострове с момента его присоединения. В период с 1805 по 1843 год недавно созданный Таврический межевой отдел проводил генеральное межевание Крыма, и одновременно с этим применялись другие методы количественной оценки местности, такие как картирование владений и сбор статистических данных905. Даже если результаты не всегда были точными, а карты, подробные расчеты и точные топографические данные часто отсутствовали, кадастровая съемка была важным шагом по сравнению с предыдущей практикой учета актов купли-продажи. Само проведение генерального межевания, а также земельные споры, которые оно породило, помогли непосредственно вписать имперские представления и язык в ландшафт полуострова, долину за долиной906. Тогда как в результате некоторых разбирательств у татарских крестьян отбирали землю, в других случаях им возвращали неправильно нанесенные на карту наделы907. К концу 1860‐х годов практически вся территория была размежевана908. В то же время в Поволжье государственные институты еще не играли такой же формальной роли в решении земельных вопросов, а земля оставалась в значительной степени неразмежеванной.

Ведение документации и проведение землемерных работ предшествовало даже завоеванию Крыма Россией, так как прежде кади составляли акты купли-продажи и вносили их в свои учетные книги909. Эта практика не была столь распространенной и систематизированной, какой она стала при российском правлении, однако уже имелась традиция, на которую можно было опираться. Другие ключевые различия между Крымом и Поволжьем касались права собственности на землю. Если в большинстве регионов империи дворянство превратилось в сословие, фактически определявшееся правом на владение землей, то в Новороссии, включая Крым, ситуация была иной. Прибывшие на Крымский полуостров переселенцы были в основном чиновниками низшего ранга, ремесленниками и отставными солдатами, а не дворянами; в то же время среди знатных землевладельцев преобладали татары910. Это привело к возникновению на юге России дилеммы: должны ли все местные землевладельцы быть признаны дворянами? Или же, наоборот, следует раз и навсегда разделить землевладение и дворянский статус? Поскольку оба решения могли иметь последствия для всей империи, этот вопрос обсуждался десятилетиями, но так и не получил однозначного ответа. Хотя при Николае I земельное право в России было в определенной степени унифицировано, местные особенности не исчезли: в частности, в 1827 году было подтверждено право недворян на владение и продажу земель в Крыму, а также их право на совместное владение. Это позволяло сохранить еще дороссийскую татарскую практику владения землей джамаатом (коллективом)911. В докторской диссертации Виктора Утца «Об отношениях собственности татарских крестьян в Симферопольском уезде», защищенной в Тюбингенском университете в 1911 году, показано, что в горных долинах Крыма джамааты были наиболее распространенным видом землевладения у татар до начала ХX века912. При этом в большинстве деревень сосуществовали различные типы собственности; элитные и общинные земли были испещрены небольшими участками, принадлежавшими сельским общинам, вакфам или частным лицам (которые могли быть представителями элиты или членами общины)913. Такое частное владение прибыльными огородами и садами уже было распространено в Крымском ханстве. Таким образом, по сравнению с татарскими крестьянами Поволжья, крымские крестьяне не только были в большей степени объектом внимания государственных чиновников и их усилий по каталогизации и измерению земель, но и уже на протяжении длительного времени признавались землевладельцами (по отдельности или коллективно).

Земельный вопрос также определялся более общими демографическими и социально-экономическими изменениями. Расширение предпринимательского класса в Поволжье, быстрый рост населения и освобождение крестьянства способствовали острой нехватке земли и росту цен на нее. С утверждением новых капиталистических представлений о частной собственности росла и доля частных земель на рынке недвижимости. Землевладельцы стали все лучше осознавать возможность получения прибыли. Если раньше многие из них уважительно относились к «загороженным землям» крестьян на своих участках, то теперь они хотели, чтобы крестьяне ушли с их земель914. Они не только навязывали свое представление о собственности, но и обращались к чиновникам, чтобы обеспечить реализацию этих представлений; а поскольку это совпало с попытками государства усилить присутствие в сельской местности, полиция, адвокаты и землемеры вскоре стали играть ключевую роль в размежевании земель. Тем временем у большинства крестьян были собственные представления об обрабатываемой ими земле, поскольку прежняя, неформальная договоренность фактически признавала их право собственности на загороженные земли на территории землевладельца915. Поэтому утверждение крестьян в деле Бурлянда о том, что они владеют землей в течение восьмидесяти лет, неудивительно.

В данном случае речь шла не о межэтнической неприязни, хотя культурные факторы, такие как языковые трудности, могли усугубить конфликт. Гораздо важнее были социальные противоречия. С тех пор как Екатерина II предоставила татарам полные права собственности, татарские дворяне и купцы стали игроками на рынке недвижимости. Два землевладельца в случае с Бурляндом были членами татарских купеческих семей. Общая религия не помешала крестьянам напасть на помещиков и их представителей. Впрочем, это закономерно. Как и любая другая этноконфессиональная община, татары-мусульмане редко действовали коллективно. Иногда линии разлома проходили между социальными классами, что убеждало русских, таких как крестьянин Василий Петров, поддержать татар. А иногда целые татарские деревни воевали против других татарских деревень, обычно из‐за ресурсов916.

Нехватка земли сыграла ключевую роль в деле Бурлянда. Волжские татары особенно сильно пострадали от этого дефицита во второй половине XIX века: по сравнению со всеми другими общинами в регионе, у них наблюдался непропорционально высокий рост населения. Сопоставляя различные экономические данные, Каппелер объяснил этот рост не миграцией или большим количеством детей, а низкой смертностью татар в результате улучшения гигиены, одежды и питания917. Современники, такие как публицист Василий Берви-Флеровский, также отмечали поразительно низкую смертность среди татар918. Кроме того, татарская практика наследования усугубляла нехватку земли, так как она способствовала дроблению, что приводило к постоянно растущему числу мелких наделов919.

На всей территории империи бывшие крепостные были наиболее ущемленной группой с точки зрения доступа к земле, и большую часть из них составляли русские. Однако в Поволжье освободившиеся крепостные составляли сравнительно небольшую группу, в то время как бывшие государственные крестьяне являли собой большинство920. Экономическое положение последних, в свою очередь, зависело от важнейшего фактора — этнической принадлежности. В то время как русские и чувашские семьи были относительно обеспеченными, татарские семьи, как правило, были наименее состоятельными921. Важно отметить, что в результате перераспределения земли после Великих реформ татары получили в среднем самые маленькие и наименее плодородные участки922. Из всех этнических групп они также владели наименьшим количеством лошадей и крупного рогатого скота923. К концу века почти 50 %