То, что Биккулов был арестован без «исчерпывающих доказательств», не свидетельствует об институционализированной дискриминации мусульман. Роль губернатора и его влияние на следователей действительно указывают на некоторые проблемы дореформенного правового порядка, но в итоге против Биккулова было собрано достаточное количество косвенных улик. Ранним утром после праздника молодой татарин был замечен в одном из кабаков, и когда ночной сторож сказал ему, чтобы он шел домой, пьяный татарин ушел по направлению к часовне, где находилась икона883. Вскоре после этого ночной сторож увидел около деревенских ворот крестьянина, расспрашивающего Биккулова, что тот делает в их деревне. Крестьянин застал Биккулова перелезающим через забор рядом с часовней. Татарин ответил, что ходил туда «для естественной надобности»884. Оба жителя деревни дали об этом показания под присягой. Биккулов, напротив, в ходе следствия настаивал на том, что в то утро его вообще не было в русской деревне. Его семья дала противоречивые показания о том, когда он вернулся домой, а во время допроса задержанный неоднократно менял свои показания885. По этой причине его рассказ не внушал особого доверия, и Казанская палата уголовного суда могла вынести ему суровый приговор (такие приговоры были не редкими для религиозных преступлений). Однако по окончании процесса в августе 1867 года суд освободил обвиняемого из тюрьмы, постановив отдать его «на поруки обывателям», а не ссылать, приговаривать к принудительным работам или помещать под надзор полиции886.

В целом анализ всех доступных источников не подтверждает утверждение о глубоком межэтническом антагонизме и не предоставляет доказательств того, что правоохранительные органы сотрудничали с церковью, чтобы контролировать мусульман в регионе. Взаимопомощь практиковалась не только в моноэтнических деревнях и между ними, но и за пределами этноконфессиональных границ. Русские и татары помогали друг другу, ходили друг к другу в гости, вместе справляли праздники. Стереотипы и предрассудки, конечно, существовали, и молодежь устраивала всевозможные проделки, которые в отдельных случаях могли быть весьма оскорбительными и приобретать политизированный характер. Тем не менее повседневное взаимодействие, о котором идет речь в данном случае, мало свидетельствует о священной войне, на которую ссылалась столичная администрация и консервативная пресса. Ход судебного разбирательства по этому делу также не подтверждает идею систематических гонений на мусульман. Хотя подозреваемый и был быстро взят под стражу, после суда он был отпущен. Кроме того, его первоначальный арест имел смысл с юридической точки зрения (вмешательство губернатора в расследование отражало влияние исполнительной власти на дореформенный правовой порядок). Таким образом, вместо того чтобы проиллюстрировать то, как исполнительная, судебная власть и церковь совместно работали над дискриминацией мусульман, в этом деле государственная судебная система выступает в качестве относительно нейтрального арбитра. После Великих реформ она стала играть эту роль еще более активно.

Эти предварительные наблюдения соответствуют недавним исследованиям, которые показали, что отношения между православным населением России и различными меньшинствами часто не были враждебными887. Религиозные различия, как правило, не имели большого значения на уровне деревни: после отдельных эпизодов вражды все обычно быстро успокаивалось. Так, Емельянова отмечала, что соседние русские и татарские общины в Поволжье знали и уважали обычаи друг друга, регулярно заимствовали рабочую силу и помогали одна другой888. Емельянова отметила даже факт антигосударственной солидарности среди сельских общин, утверждая, что русские, татары, чуваши и другие были едины в своем дистанцировании от государства889.

В этой главе анализируется противостояние государства и общества, включая переговоры и силовые столкновения между татарскими крестьянами и представителями имперского центра. В ней рассматриваются конфликты из‐за земли и веры в мусульманских общинах с точки зрения социально-экономических и культурно-политических причин возникновения протеста. При этом анализ выходит за рамки технических деталей конкретных споров, предлагая подробную картину повседневной жизни в сельской местности890. Рассматриваются формы протеста, бойкотирования и сопротивления и показывается, что это могли быть как отдельные, локальные инциденты, так и более масштабные, коллективные явления. Протест мог быть направлен против новых правил и распоряжений, установленных центральной властью и переданных ее местными представителями, или же был направлен против сельских старост и соседей. Конфессиональная принадлежность участников конфликтов могла, но не обязательно становилась важным фактором. Кроме того, в данной главе это противодействие изучается в сравнительном ключе: почему в поволжских губерниях прямой конфликт, особенно в отношениях с государством, был более распространен, чем в Крыму в 1870–1880‐х годах? Наконец, рассматриваются не только мусульманские общины и причины возникновения недовольства, но и реакция судебной системы на неподчинение, которая оказывалась весьма гибкой.

Многие дела содержат несколько уровней повествования: чаще всего в случаях сопротивления присутствуют элементы приспособления, в то время как эпизоды, подчеркивающие взаимопомощь и сотрудничество, включая вышеупомянутое дело об осквернении иконы, содержат элементы вражды891. Рассказать лишь одну историю невозможно.

«ТЕБЕ, СТАРОМУ ЧЕРТУ, ДАВНО НУЖНО ИЗДОХНУТЬ!» ЯРОСТЬ ПРОТИВ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ И ЗЕМЛЕМЕРОВ

В июне 1883 года уездный землемер по фамилии Бурлянд отправился в деревню, расположенную недалеко от небольшого города Мамадыш892. Казанская губернская администрация поручила ему утвердить границы между землями казанского купца Апанаева и мещанина Юнусова. В газете, освещающей последующие судебные дела, не приводится никакой дополнительной информации об этих двух землевладельцах, однако, вполне вероятно, что оба они принадлежали к богатым предпринимательским династиям Юнусовых и Апанаевых, владевших фабриками и землями по всему Поволжью893. Мейер пишет об этих семьях как о посредниках между мусульманами и царскими чиновниками894. В данном же случае они сами стали причиной и объектом протеста.

Дело подробно описано в разделе «Судебная хроника» издания «Волжский вестник» — региональной газеты, которая регулярно освещала судебные процессы в Казани895. Поскольку эта и другие газеты опирались на протоколы судебных заседаний, в публикациях удалось полностью воспроизвести свидетельские показания, речи и обвинительные приговоры (что является удачей в подобных случаях, когда не сохранилось само судебное дело)896.

Прибыв в село, землемер сначала остановился на хуторе Юнусова, откуда послал за свидетелями-крестьянами из близлежащих общин. В результате из села Икшурма явилась взволнованная толпа, которая стала расспрашивать Бурлянда, кто он такой и зачем приехал. Землемер зачитал свои предписания, после чего крестьяне ушли, явно недовольные. Когда Бурлянд, в сопровождении помещика Апанаева, адвоката Искакова, представлявшего интересы другого помещика, четырех свидетелей из деревни Каин-Ими и двух помощников, приступил к измерениям, из леса неожиданно появилось около двухсот татарских крестьян из сел Икшурма и Арташ. Вооруженные кольями, татары образовали круг вокруг Бурлянда с криками: «Не дадим