— Что захочешь. А ничего не захочешь — и ладно. Молча посидим.

— Я не знаю, что рассказывать, — после длительной паузы произнесла девушка.

Лена вытащила из кармана пачку сигарет, но передумала, поняла, что женщине вряд ли понравится, если она закурит. Спрятала пачку обратно, но зажигалку оставила — в пальцах вертеть.

— Я…

— Начни с главного, — предложила слепая. — Главное скажи, а остальное само вспомнится.

С главного? А что главное? Что ушел Сергей? Что рассыпалась похожая на сказку жизнь? Что завистливые взгляды за спиной сменились на торжествующие? Рассказать, как поступил с ней Борода? Какие истории рассказывают о ней прыщавые однокурсники? Что главное?

Лена поднесла к губам руку, сильно, очень сильно, так, что пошла кровь, укусила себя за запястье и. чувствуя, что вот-вот разрыдается, прошептала:

— Я ненавижу себя.

Ноги по щиколотку утонули в дне. К счастью, под слоем скользкого, неприятного ила оказалась твердая земля, и Гарику не составляло труда удерживать равновесие, поддерживая Сашку за бедра.

— Как хорошо…

Тонкие руки девушки скользили по шее Гарика, горячее дыхание обжигало ухо, а упругие груди с твердыми капельками сосков то и дело скользили по лицу, горяча и без того возбужденного парня. С каждым мгновением Сашкины движения становились все более и более резкими, жадными. Она ощущала приближение восхитительного финала, чарующего взрыва и действовала все требовательнее и требовательнее.

И не сдержала длинный стон, водомеркой помчавшийся по гладкой поверхности Оки.

И несколько коротких выдохов, что издал Гарик, не смогли соперничать с ее возгласом ни в громкости, ни в протяженности.

— Как же хорошо…

Сашка прильнула к нему всем телом, Гарик ощутил торопливое биение сердца девушки, затем повернула голову и наградила друга долгим, очень нежным поцелуем.

— Ты — лучший, Гарик!

— Я знаю.

Девушка рассмеялась, разжала объятия, откинулась назад.

— Ты самый лучший!

— Самая лучшая на свете — это ты. Я просто рядом.

— И звезду достанешь?

— У меня уже есть.

Сашка счастливо улыбнулась, мягко освободилась от объятий и отплыла к середине реки. Перевернулась на спину и обратила довольный, умиротворенный взгляд в звездное небо.

Гарик вытащил ноги из илистого дна, несколько секунд руками стирал ил со ступней, вновь перевел взгляд на подругу и неожиданно для самого себя улыбнулся.

«Моя!»

Девушка оказалась прямо на лунной дорожке, и мягкий свет аккуратно подчеркивал высокие скулы, тонкую шею и линию груди, изредка показывающуюся из воды.

Парень подплыл к Сашке и нежно поцеловал подругу в щеку.

— Какая же ты красавица!

Она улыбнулась, но не оторвалась от созерцания звезд. Гарик помялся.

— Саша… я хотел спросить…

— О чем?

— Давай жить вместе, а?

Девушка помолчала.

— Просто жить?

— Ну… да.

— Где?

— Можно у меня. Можно у тебя. Какая разница? Мы и так почти… Ну… Мы много времени вместе проводим. Как бы…

— И что?

— Я сказал что, — буркнул Гарик.

— Просто так я жить вместе не буду, — спокойно произнесла Сашка. — Ни с тобой, ни с кем-нибудь другим.

— А как будешь?

— Догадайся. — Она перевернулась на живот, улыбнулась и поплыла к берегу:

— Я замерзла!

Гарик вздохнул.

«„Просто так жить не буду!“ А ночевать у меня оставалась. И дома оставалась, и на даче! На даче у нас вообще жила неделю! И на море вместе ездили! И я у нее ночевать оставался! Блин, тетя Надя меня…

„Просто так жить не буду!“

Понятное дело, чего она хочет. — Парень медленно поплыл за подругой. — А если не просто так?..»

Но вспомнились слова Бороды: «В нашем возрасте женятся только по залету». А это образованным ребятам не грозит. Во-первых, презервативы — таблетки Сашка глотать отказывалась. Во-вторых, анонимные и вполне доступные по деньгам медицинские услуги. Весной, когда они вернулись с Эльбруса. Сашке пришлось делать аборт. То ли резинка порвалась в неподходящий момент, то ли еще чего, но… Короче, один день, и все в порядке. Правда, Сашка какая-то задумчивая ходила почти месяц, да и сам Гарик, говоря откровенно, чувствовал себя неуютно. Все-таки одно дело презерватив, и совсем другое — операция. Пусть даже «мини». Все равно ощущение не из приятных. При воспоминании до сих пор царапало в душе. И лозунг этот, про узаконенное убийство… В свое время Гарик не обращал на плакаты социальной рекламы никакого внимания. Но потом вспомнил. Когда Сашкины глаза после операции увидел — вспомнил. Когда она целый месяц не улыбалась — помнил. Они не винили друг друга, не выясняли, кто «не успел», а кто «не предупредил», но Гарик чувствовал: что-то изменилось. И вот сейчас снова царапнуло. Хотя казалось бы: такой вечер классный, луна, звезды…

— Блин, а где луна?

Огромный диск, только что висевший едва ли не над самой головой, неожиданно исчез, пропал, и тьма стала непроглядной.

«Тучи?»

И тут тишину разрезал истошный Сашкин вопль.

— Что? Кто?! Что за крик?

Взлохмаченный Женька выскочил из палатки, замер, соображая, где находится, прикидывая, откуда кричали, и вдруг издал невнятный возглас.

На шум выскочил не только он.

Света. В распахнутой рубашке. На ходу застегивает джинсы. За ней Борода. Полуголый. Оба босиком.

— Кто кричал? — это Андрей. Он еще не сообразил, что перед палаткой стоит Женька. — Вроде женский голос?

— Женский, — угрюмо подтвердил Женька и изо всех сил ударил приятеля ногой.

Света, разумеется, растащить мужиков в одиночку не могла.

Впрочем, не женское это дело — дерущихся мужиков растаскивать. Женщина способна не дать драке начаться. Одним словом, ледяным взглядом, высокомерием, презрением остудить самых разгоряченных мужчин. Заставить их почувствовать себя маленькими детьми, опустить глаза и разжать кулаки. Но когда драка началась, когда соперники стараются даже не ударить — убить друг друга, тогда женщина может только наблюдать. Или визжать.

Что, собственно, Света и делала.

— Андрей! Женя! Не надо! Помогите! Помогите нам!!

Первой из чаши вынырнула Лена. Увидела дерущихся парней, вскрикнула.