– Берегись! – предостерег Мендельна спутник, хотя Ульдиссианов брат и на сей раз не нуждался ни в каких предостережениях.

Младший из сыновей Диомеда обнажил кинжал, но… каким же ничтожным показалось ему собственное оружие при виде столь внезапного, столь потрясающего преображения!

– Я ЕСТЬ ВЫСШИЙ СУДИЯ ВСЕМУ, ЧТО ЕСТЬ, И ЧТО ЕЩЕ БУДЕТ! – провозгласил ангел, больше не разжимая губ.

Его голос поразил Мендельна в той же мере, что и голос Траг’Ула, вот только ангел, в отличие от дракона, ничуть не заботился о том, как он подействует на разум и тело смертного. Устоять на ногах стоило немалых усилий, однако дать слабину Мендельн не смел.

За спиной ангела расцвели, взмыли ввысь великолепные огненные крылья… по крайней мере, так показалось Мендельну на первый взгляд. Однако едва эти крылья распахнулись во всю ширину, младший из сыновей Диомеда увидел, что они еще поразительнее. На самом деле крылья эти, столь непохожие на крылья, покрытые перьями, с какими Мендельн всю жизнь представлял себе ангелов, являли собою ряды длинных, узких сполохов света, двигавшихся, словно по собственной воле. Все они колебались, извивались, точно змеи, а может, щупальца, хотя эти уподобления не слишком-то подходили к ангельскому образу. Лик и тело Инария разительно изменились. На груди заблистала кираса, миловидное юношеское лицо утонуло во тьме под безупречной белизны капюшоном, а после само окончательно превратилось во мрак. Казалось, в нем не осталось ничего осязаемого. Все признаки принадлежности к Роду Людскому исчезли без следа; над горной вершиной воспарил грозный небесный воитель, осуждающе указующий дланью в сверкающей латной рукавице на мятежного отпрыска.

– Я ВЕДУ С ТОБОЙ РАЗГОВОРЫ ЛИШЬ В ПАМЯТЬ О БЫЛОМ, НО ТЕ ВРЕМЕНА МИНУЛИ БЕЗВОЗВРАТНО! ЖЕЛАЕШЬ ЛИНАРИАНУ СМЕРТИ? ЧТО Ж, БЫТЬ ПО СЕМУ! ОТНЫНЕ НАС НЕ СВЯЗУЕТ НИЧТО!

– А раньше, раньше-то связывало?! – вскричал в ответ ему Ратма, прикрывшись костяным кинжалом, точно прочнейшим на свете щитом.

Видя это, его примеру последовал и Мендельн. Оставалось только надеяться, что жест сей не пропадет втуне.

– МЕНЯ ЖДЕТ КАМЕНЬ, – провозгласил Инарий, взмахнув рукой. – А С ВАМИ РАЗГОВОР ЗАВЕРШЕН!

Вершина горы взорвалась.

Мощь ангела взметнула кверху и снег, и лед, и огромные глыбы камня. Мендельн ждал, что вместе со всем этим удар отшвырнет прочь и его, однако «пятачок» вокруг них с Ратмой на время остался нетронутым. Остальному посчастливилось куда меньше. Комья земли и снега брызнули во все стороны, наверняка сокрушив бы младшего из Диомедовых сыновей, если б кинжал в руке внезапно не засиял бледным светом, окружившим его целиком. Покосившись на спутника, Мендельн увидел, что точно такой же ореол защищает и Ратму.

Однако камень да снег сыпались с неба градом, и Мендельн не знал, долго ли еще продержится их защита. Между тем возвышавшийся над ними Инарий махнул в их сторону другой рукой… и Ульдиссианов брат почувствовал, что земля под ногами рассыпается в прах.

– Вспомни, чему обучен! – крикнул ему Ратма.

Но в этот миг Мендельн мог думать только о том, что лишился всякой опоры. Вот и сбылись его страхи перед падением… и Ратма исчез из виду, также утратив устойчивость.

Падая, Мендельн мельком увидел Инария. Ангел взирал на учиненные им разрушения с… с отчуждением, иначе не назовешь. Очевидно, крылатого небожителя нимало не волновала даже судьба собственного сына, пусть и совершившего страшнейшее из прегрешений – отречение от родного отца…

Изо всех сил сжимая в ладони кинжал, Мендельн лихорадочно искал путь к спасению. Вдруг чья-то рука, ухватив его за ворот, замедлила падение, и брат Ульдиссиана вмиг понял, что принадлежит она Ратме.

Лавина понеслась далее, вниз, а Ратма выволок Мендельна на небольшой каменный выступ, чудом устоявший против этакой мощи, и встал с ним рядом.

– Делу еще не конец! – крикнул он.

Ничуть этому не удивившийся, Мендельн приготовился к самому худшему. Да, Инарий наверняка не оставит начатого незавершенным…

И вправду, перед обоими снова возник крылатый воин, спустившийся с небес. Теперь лик Инария больше всего напоминал блестящую медную маску.

Почувствовав на себе пристальный взгляд ангела, Мендельн приготовился к гибели…

– ЧТО ОН ТАКОЕ СДЕЛАЛ? – прогремел Инарий. – ЧТО ОН СДЕЛАЛ… И КАК?

Захваченный его вопросом врасплох, Мендельн не сразу и понял, что речь об Ульдиссиане. Чем брат мог настолько заинтересовать ангела, он себе даже не представлял, однако вдруг снова испугался за Ульдиссианову жизнь.

– ЧТО ОН ТАКОЕ СДЕЛАЛ? – повторил Инарий. – ЧТО СОТВОРИЛ ОН С КАМНЕМ?

– Невозможное, Инарий! – крикнул ему в ответ Ратма из-за Мендельнова плеча. – Невозможное!

Парящий в воздухе ангел на время умолк, поднял было руку, чтоб указать на обоих, но тут же ее и опустил.

– ТОГДА… МОЖЕТ СТАТЬСЯ, ОН ПОДПИСАЛ ВАМ ВСЕМ ПРИГОВОР…

С этим крылатый воитель взмыл высоко в небо, превратившись в темное пятнышко, прежде чем Мендельн успел бы сосчитать хоть до одного. Еще миг, ослепительно-яркая вспышка… и Инарий исчез.

Тем временем стихийные бедствия, учиненные отцом Ратмы («Да как запросто, походя», – с горечью отметил Мендельн), мало-помалу близились к завершению. Изменившаяся до неузнаваемости, вершина горы выглядела так, будто гора отрастила огромную трехпалую лапу с хищно зазубренными когтями на двух из трех пальцев. Мендельн с Ратмой стояли на кончике третьего, у внешнего его края, в каком-то шаге от пропасти глубиной в добрую тысячу футов.

Этот вопрос рвался наружу так, что жег Мендельну горло:

– Отчего мы остались живы? Ведь дело-то ясное: мы перед ним – ничто, в чем бы ты ни был уверен, отправляясь сюда! Отчего же мы живы?

– Мы перед ним, сын Диомеда, отнюдь не «ничто», – возразил древний нефалем, отряхивая плащ от земли и снега, – иначе погибли бы, даже не заметив его появления. Нет, до разговора мой дражайший отец снизошел именно из-за того, что мы – особенно брат твой – собой представляем. И уж точно не из-за меня: между нами, увы, обо всем переговорено многие сотни лет тому назад. А еще он появился здесь, любопытствуя, что за странности окружают тебя, Мендельн уль-Диомед… и славно же осрамился, не сумевши повергнуть тебя на колени!

– Не сумевши…

У Мендельна похолодело в желудке. Выходит, он смог воспротивиться воле ангела?

– Ты разве не знал? Я думал, тебе все понятно.

– А о чем это он твердил? – спросил Мендельн в поисках повода отвлечься от сего предмета. – «Камень Мироздания»… я ведь не ослышался? Помнится, вы с Ульдиссианом, вернувшись, упоминали о нем, но я так и не понял, что это за штука! Чем Ульдиссиан настолько… настолько его поразил?

Ратма вмиг помрачнел.

– В двух словах не объяснить. Одно скажу: сейчас мы невдалеке от того, что крайне важно для завершения нашей борьбы… чем бы борьба эта ни завершилась. Изменить Камень Мироздания хоть в малой мере – такое должно быть под силу только подобным отцу, а, следовательно, и матери, однако твой брат именно это и совершил! Теперь Камень пульсирует по-иному, да настолько, что Инарий с трудом верит собственным чувствам, отсюда и его изумление.