Грузчики, для которых прежде всего и предназначалась эта сцена, столпились в дверях вагона. Убрав ногу с кисти бригадира, Джуса бросил: «Лезь внутрь, живо!» – и зашагал к платформе, куда забрались «стальные куртки».

Состав, загудев громче, медленно покатил к эстакаде. И одновременно «Двузубец» дал протяжный гудок. Капитан Петер не желал оставаться здесь ни единой лишней секунды – по его приказу матросы не только втащили на борт аппарель, но и перерубили тросы, удерживавшие баржу у причала.

Джуса запрыгнул на платформу, повернулся. Гаррис встал, пошатываясь, поглядел на отчаливающую баржу, на состав. Джуса взялся за саблю. Увидев это, бригадир прыгнул в раскрытый проем вагона, едва не упал с края, но его поддержали и помогли забраться внутрь. Он обернулся, безумным взглядом провожая баржу и баюкая скрюченное запястье. По лицу стекала кровь из пореза на голове.

– Лун, запри их пока что, – велел Джуса, и тот из его подручных, который хотел использовать голову бригадира грузчиков в качестве мишени, спрыгнул на парапет. Прежде, чем состав успел разогнаться, он задвинул дверь вагона и накинул засов, а потом вернулся к своим, устроившимся на ящиках.

Колеса стукнули громче, крыша подо мной накренилась – мы достигли эстакады. Я улегся головой поближе к люку, чтобы поток теплого воздуха из салона овевал меня. Справа ползла каменная стена, слева внизу был парапет и темная вода за ним.

– Южанин хочет, чтобы все началось побыстрее, – донеслось из вагона, и я уставился в люк. У графа Алукарда был глубокий баритон с легкой хрипотцой – бархатистый, красивый.

– Как значимо это звучит: «Все началось»! – хохотнул человек-лоза. – И как точно, не правда ли? Ведь это действительно начало всего. Наша акция в России была лишь подготовкой, прологом. Либретто к симфонии гибели, которая грянет вскоре. Мы перевернем судьбу Сплетения!

Я крепче вцепился в край люка. Последнее слово было мне знакомо – его уже произносил Мистер Икс, и оба раза оно звучало так, словно было названием. Вот только понять бы: чего именно?

– Но ты, – продолжал Вука, – имеешь привычку определять будущее событие еще значимее: Искупление. Звучит очень серьезно… и немного по́шло.

– Они действительно искупают свою вину, – возразил граф.

– Перед кем же?

– Перед нашим великим предком. Перед нашим великим родом. Перед всей Румынией. Или ты не согласен?

Мистер Чосер пожал плечами:

– Сдается мне, нашего великого предка, наш род и Румынию обидели венгры, а не вся Европа, которую ты собираешься наказать.

– Она поддержала их.

– Европа скорее уж просто не вмешивалась, поскольку происходящее устраивало ее.

Я напряженно слушал, пытался понять смысл разговора. Славный предок, славный род, предательство венгров… О чем они говорят?

– Двенадцать лет тюрьмы, Вука, – снова заговорил граф. – Двенадцать лет в смрадной венгерской тюрьме. А после – отвратительный документ, фальшивка, написанная по приказу этого мерзавца Корвина, чтобы опорочить честь того, кого он предал и продержал в заточении столь долго… Поганая, гадкая, подлая фальшивка.

– Но ты же знаешь – он и правда сажал людей на кол, – примирительно возразил Чосер.

– Конечно – своих врагов. То были времена решительных нравов и гордых сердец. Кровожадные и дикие времена… великие времена. Так или иначе, все должно свершиться со дня на день. Мы поможем Южанину, а он поможет нам.

В глубоком, властном, уверенном голосе графа было нечто, от чего пробирала дрожь. Едва заметные, но явные нотки безумия – вот что звучало в нем. Медленно-медленно я подался вперед, заглядывая в люк. Кариб стоял у пульта спиной к салону, а мистер Чосер с графом расположились на диванах, возле столика с радиопередатчиком. Вука, раскрыв дверцу бара, достал высокую бутыль с двумя бокалами. Граф положил ногу на ногу и бросил цилиндр на столик.

Осторожно потянув из кобуры револьвер, я увидел, как из ствола потекла вода, и засунул его обратно. Состав начал поворачивать, следуя изгибу эстакады, – впереди рельсы уходили в темноту туннеля.

Я достиг своей цели: все мои враги были рядом, прямо подо мной. Вот только у меня не было ни малейшей идеи, как расправиться с ними.

Туннель шел большой дугой, он все загибался и загибался, вокруг было темно… а потом сверкнуло солнце, и я зажмурился. И когда открыл глаза, мы уже ехали по замковой стене.

Здесь дул холодный ветер. Стуча зубами, я отодвинулся от люка и лег на бок. Рельсы были проложены по глубокой каменной выемке между двумя бордюрами, идущими по верхушке изогнутой в виде подковы стены. Мы выехали на нее из склона – и, проехав через всю стену, должны были снова въехать в склон. Впереди висел воздушный шар, закрепленный веревочной лестницей и тросом. Сообразив, что сейчас дозорный из гондолы увидит меня, я пополз к краю крыши, чтобы спрыгнуть с электровоза, но остановился, когда понял, что в корзине шара никого нет. Переведя дух, вернулся на прежнее место.

Перед отверстием туннеля на другом конце стены, сбоку от рельсов стояла сложенная из камней будка с окошком. Вход в туннель, к которому мы довольно быстро приближались, перегораживал шлагбаум-бревно.

Озеро в кольце высоких скал раскинулось с одной стороны от меня, а с другой был замковый двор. Я повернулся к башне с фасетчатым шаром на шпиле, задней частью примыкающей к горе. У ее подножия стояло несколько построек, похожих на бараки или склады. Железный шпиль ярко блестел на солнце, а уж как сверкал шар… Словно клубок желтого огня, причем по мере нашего движения одни его фасеты гасли, а другие вспыхивали, и казалось, что шар поворачивается. Теперь я лучше разглядел опоясывающую его металлическую дугу – кажется, она могла вращаться вокруг шара. На дуге был закреплен радужный кристалл. Я даже приблизительно не мог понять, что это за устройство.

Во дворе не было ни одного человека. Такой большой комплекс не может обойтись без множества людей, но я не видел никого, да и наблюдателя в корзине нет… О чем это говорит – замок собираются покинуть?

Состав успел преодолеть половину пути, мы находились почти точно над входом в пещеру, когда снизу донесся звучный голос графа:

– В последнее время агенты Мессии давали о себе знать?

– Какой-то дирижабль преследовал баржу, – ответил Вука. – С виду – цыганский цирк. Они даже атаковали нас, когда мы были в шлюзе. Пришлось мне воспользоваться своей Аккельте.

– Что же, должно быть, они растерянны, если решились на такой шаг, – задумчиво изрек граф. Как и мистер Чосер в некоторых своих ипостасях, Алукард говорил велеречиво, торжественно, но если Вука при этом был ироничен, то граф – сама серьезность. Он словно вещал с трибуны, осознавая важность каждого своего слова, даже когда говорил что-то совсем обыденное.

– Да, растерянны, – весело подтвердил человек-лоза. – Выпустили аэроплан, он стрелял из пулемета, потом сбросил бомбу. Пришлось угостить вредную пчелку поцелуем моей крошки. – Сверху я увидел, как сидящий на диване с бокалом в руках Чосер любовно похлопал по трости, которую поставил между ног. – Моей нежной, моей ласковой Аккельте.