Я невезучий глупец! Почему не Элурин? Гвирит бы не плакала… Почему не отец? Он бы все быстро понял. Почему бесполезный я?

— Побольше бы таких бесполезных, — раздалось из-за двери.

Элуред покраснел до ушей. Нежити болотные Феанариона принесли, не иначе! Вовремя донельзя!

Болотная нежить Карнетьяро снова спрятала глаза и бесцеремонно усадила Амрода, которого приволокла на себе, на застеленную койку. И удрала.

— Если ты поплакать, то в самый раз, — сказал Элуред с досадой. — Словом, ты все слышал. Я себя чувствую бесполезным глупцом, на кой я тебе сдался сейчас?

— Я бы тебя обнял покрепче, — отозвался Амрод, — да за твои переломы боюсь. Этот якобы бесполезный глупец уломал Нэрвен лечить моего Старшего! Без тебя она бы пальцем его не коснулась. Зачем ты делаешь это для нас?

— Потому что князь Маэдрос, возможно, последним видел Эльвинг. Она исчезла, ее нигде нет. Вообще. Ее словно нигде не было в этом мире!

— Что?!

— И никто не увидел, куда она исчезла! Понимаешь, вообще никто!

Горло перехватило. Руки вздрогнули, разорвав неплотную бумагу с записью. Он должен бы вежливо молчать и спровадить гостя… Но сил на это не было. Сил молчать — тоже.

— Что только мне не рассказали сегодня… У аданов каша в голове, каждый второй пересказывает чужое, каждый первый путает и додумывает! Многие эльда видели бой балрога с твоим братом издалека, ни один эльда не разглядел потом сестру! Даже стрелки с крыш видели не все! Сходятся лишь на том, что она убегала от балрога вверх по улице! А потом – огонь, тьма… Чего я только не наслушался, какого вздора! От того что балрог утонул, потому и море светилось, и до того, что это Маэдрос гнался за Эльвинг, и она от него бросилась в море!

Амрод дернулся. Элуреда понесло, теперь слова сыпались горохом. Нет, это не Элурин, это старший и опасный эльда… Но и вправду поздно, язык развязался, обнаружить рядом сочувствующего старшего было невыносимо важно и нужно.

— Я даже сложить эти слова в картину не могу, один бред! Что я скажу Эарендилю, как ему в глаза посмотрю? Здравствуй, друг, я потерял твою семью, где сестра — не знаю, дети, наверное, прячутся по лесам с учителем? Брат с отцом остались в городе, прямо у ворот, их убил второй балрог, и то облегчение знать, что случилось! Только меня там уже не было! Знаешь, почему? Потому что я невезучий, криворукий дурак! Е-едва начался штурм, в меня попала стрела, и я свалился с-со стены, даже мимо земляной кучи п-под ней почти промахнулся, потому и п-переломы! Мой брат сражался, защищал нас, а я…

Горло перехватило, свело окончательно, и Элуред снова зарыдал, комкая чистую бумагу и разрывая ее в мокрые клочья.

Его грубовато похлопали по плечу, от чего слезы только полились сильнее.

…И, словно этого было мало, вскоре за стеной и дверью раздались возмущенные голоса мужчины и женщины, затем взвился тонкий голос Гвирит и детский плач.

— Акула их ухвати!.. — Ожесточенно комкая бумагу, Элуред пытался вытереть слезы, но они упрямо лились. — Ещё и этих дураков болотная нежить принесла… Родня невестки… я велел не пускать…

— Сейчас унесёт.

Амрод рывком воздвигся во весь немалый рост в маленькой комнате, шагнул, опираясь на стену, и распахнул дверь — петли крякнули. Ровно в нужное мгновение, чтобы увидеть, как заплаканная Гвирит с размаху хлещет рослую круглолицую тётку по лицу пеленкой. Разворачивается — и лупит уже здорового бородатого мужика.

— Вон пошли! — звеняще крикнула девчонка. — Плакать буду, сколько захочу! Своих детей несчастных поучайте! От вашей заботы удавиться хочется!

Потом Элуред жалел, что не видел лица Феанариона в такой миг. Зато вытянутые, обалдевшие лица кузнеца с женой, глядящих снизу вверх на возникшую рядом ходячую угрозу всего Сириомбара, он видел очень хорошо.

— Вон отсюда! — Амрод и голос не сильно повысил, но незваные гости торопливо отступили к выходу, а Элуреду на мгновение тоже очень захотелось выполнить приказ, ну хоть под стол нырнуть. — Этьяро, выстави их.

Не беспокоясь больше, Амрод посмотрел на Гвирит сверху вниз и спросил:

— Птенец, ты кто?

Гвирит, ужасно боявшаяся своей матери, братьев и большинства больших человеческих мужчин, задрала голову и улыбнулась ему сквозь слезы почти счастливо. Не мог быть для нее плох и страшен тот, кто выгнал пугающую родню.

— Я Гвирит. Рисовальщица карт. Жена Элурина…

Громко всхлипнула — слезы покатились градом снова — и снова спряталась в комнату. Взревели дружно детские голоса, затем унялись.

С неловкой усмешкой Амрод вернулся на койку — ему был один шаг — тяжело сполз на нее и спросил:

— Здесь хоть кто-то взрослый распоряжается, в этом… гнезде пуганых птенцов?

— Я, — мрачно сказал Элуред, вытирая лицо. — Нэрвен. И ты вот ещё. Остальные лежачие. Нет, лекарями командовать не надо.

— Дожил, — вздохнул Феанарион. — Я — и по палатам целителей дураков распугиваю. Ну, это я могу.

Не спрося, Амрод взял со столика скомканный лист с записями, расправил. Пробежал взглядом.

— Великий Охотник, да здесь целая поэма… Так. Драка с балрогом настоящая, ты пометил. Я тоже все пропустил, проклятую ящерицу одолели без меня. Присутствие Силы… Из остального, по мне, повторяется свечение моря и то, что в море кто-то или что-то бросается. Аданы плохо видят, не упускай это.

— Ты прав. Упускаю.

— Свечение моря, — повторил Амрод. — Эльвинг бежала от балрога… Куда?

— Вверх по улице к вершине холма. Потому что огнем балрога терем отрезало от гавани. И потому что дети…

— Где Майтимо догнал огненную тварь?

— Видимо, почти у вершины холма, раз битву видели с моря…

— Свечение моря, — повторил снова Амрод, и его щека дернулась. — Эльвинг ведь несла Сильмариль, можешь не говорить. И тварь ее почти догоняла там, на холме. Свечение моря…

Его лицо исказилось, как от горя.

— Она… Могла броситься в море с Камнем, чтобы не достаться врагу. Она — могла. — Элуред наконец выговорил это вслух — то, что никак не мог до того ни представить, ни назвать словами — и закрыл лицо руками. — Присутствие Силы… Только на него и надежда. Иначе — все.

Оказалось, Амрод сидит, в точности повторив его самого, закрыв руками лицо. От него тянуло ужасом.

— О чем ты…

— Не надо, —