Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В компании с Сэмолюсом, Командором и Боузи аббат последовал за Торилисом в лазарет. Тугга Брастер лежал в кровати, подпираемый тремя подушками. Он одарил посетителей мрачным взглядом.
– Ну что вам надо, снова пришли меня мучать, да?
Когда надо, аббат Глисэм умел быть весьма грозным. Это был один из таких моментов. Он высокомерно взглянул на предводителя Гуосима.
– Я пришёл сюда не перебрасываться словами по поводу тех мнимых несчастий, которые произошли с тобой за время твоего пребывания здесь. Я собираюсь задать тебе несколько вопросов, на которые мне нужны прямые ответы.
Тугга Брастер поправил повязку на лбу и с явной скукой вздохнул.
– Тогда спрашивай, но не весь день. Мне нужно отдыхать.
Глисэм перешёл прямо к делу.
– Брат Торилис сказал мне, что принёс тебя сюда утром. Ты выходил из этой комнаты по каким-то причинам?
Лог-а-Лог пожал плечами.
– С чего бы, этот ваш лекарь сказал, что я должен лежать спокойно и отдыхать. Так что этим я и занимался и никуда не выходил.
Торилис кивнул.
– Это верно, отец аббат.
Глисэм повернулся к брата Торилису.
– И ты был с ним всё время, пока он лежал здесь?
Хранитель лазарета кивнул.
– Да, я был здесь, только выходил на дневное чаепитие в сад.
С табуретки рядом с кроватью Боузи поднял тёмно-зелёный плащ с капюшоном.
– А это что?
Сэмолюс ответил.
– О, это всего лишь один из старых балахонов. Сестра Фиалка и я нашли гору таких в старом сундуке. Так что мы сделали из них халаты или ночные рубашки. В некоторых из этих комнат бывает довольно прохладно зимой.
Аббат замолчал на мгновение, затем отдал дальнейшие распоряжения.
– Сэмолюс, отведи меня в комнату Нокко, теперь я поговорю с ним. Командор и лэрд Боузи, вы не могли бы обыскать эту комнату сверху донизу?
Главарь Гонфелинов был разбужен Сэмолюсом и аббатом, стучавшими в дверь его комнаты. Положив лапу на перевязанный лоб, он сердито крикнул.
– Пвовавивайте и дайте несчастному звевю немного поспать!
Без дальнейших церемоний оба рэдволльца вошли в комнату.
Нокко слабо улыбнулся.
– Пвостите, пвиятеви, я тут свавно спав. Так что я могу сдевать двя вас, пвоходите и садитесь на квовать.
Звери остались стоять, и Сэмолюс перешёл прямо к делу.
– Что ты можешь для нас сделать, Нокко, так это сказать, где ты был этим днём со времени чаепития.
Гонфелин переводил взгляд с одного на другого.
– Что такое, в чём дево, павни, что беспокоит вас?
Аббат Глисэм спрятал лапы в рукава балахона.
– Мой друг, ты поможешь нам, ответив на вопрос.
Почувствовав, что это было важно, Нокко сразу ответил.
– Вадно, вы помните ту земвевойку, Бвастева? Я вывубив его ставым добвым удавом свазу посве того, как он бвосив юного Двинка в канаву сегодня утвом. Скажу тебе, аббо, у этого Бвастева, довжно быть, башка, как камень. Вам не видно, но под этой повязкой у меня синяк и шишка с утиное яйцо. Из-за этого я пвопустив дневной чай. Моя башка так немивосевдно вазбовевась, что я пришёл сюда в ставую комнату кововя Гонфа дать отдых моей бедной говове. И я не заметив, как уснув на этой мавенькой квовати. Ховошо, что вы вазбудиви меня, а то я бы пвопустив ужин и пводвых бы до завтва!
Сэмолюс кивнул.
– Так что здесь ты и был весь день.
Нокко виновато ухмыльнулся.
– Да, Сэммо, двужище. А в чём дево?
Чувствуя себя в замешательстве, аббат ответил.
– Дело в том, что кто-то украл зелёный глаз Гибельного Огня и оглушил Алуко.
Нокко вскочил с кровати с ошарашенным выражением на лице.
– Вы же не думаете, что это я, пвавда?
Быстро покачав головой, аббат Глисэм уверил его.
– Нет, мой друг, что-то подсказывает мне, что ты не мог совершить подобное злодеяние. Однако, потребуется расследование. Ты хочешь принять в нём участие?
Взяв тёмно-зелёный плащ с капюшоном, который был аккуратно свёрнут на кровати, Нокко нацепил его.
– Конечно, аббо, ведите!
Боузи встретил их на лестнице, ведущей в Большой зал.
– Мы обыскали комнату этой вашей брюзгливой землеройки, но ничего не нашли. Что теперь, отец?
Глисэм поклонился Нокко.
– Одну минуточку, сэр!
Вместе с Сэмолюсом и Боузи они сошлись в кружок. После этого совещания шёпотом Боузи отвесил Нокко изящный поклон.
– Я слышал, что ты пропустил дневное чаепитие, так что позволь мне отвести тебя на кухню, где мы исправим дело. Попьём чайку вместе, а?
Главарь Гонфелинов был доволен, но озадачен.
– Спасибо тебе бовьшое, пвиятевь, но вазве ты уже не пив чай?
Ненасытный заяц принял позу, исполненную благородства и кротости.
– Мне тяжело видеть, как славный зверь ест в одиночестве. Я уж постараюсь как-нибудь осилить ещё одну порцию.
Расследование решили провести на месте преступления. Сэмолюс вызвался соорудить помост, отгороженный от толпы зрителей с одной стороны. Алуко к этому моменту совершенно пришёл в себя, отвергая все предложения о помощи со стороны брата Торилиса.
Гобелен с Мартином Воителем служил фоном, Сэмолюс отдавал приказы.
– Тихо всем, благодарю вас! А теперь, Алуко, ты не мог бы встать на то место, где ты был, когда впервые увидел злоумышленника?
Филин прошествовал к нише между колонной и стеной, откуда он вёл наблюдение.
– Я был прямо здесь, только немного задремал после вина и глотка дневного чая.
Сэмолюс повернулся к аббату.
– Мы готовы, отец.
После их совместной трапезы Боузи привёл Нокко к подсвечнику, где прежде был изумруд. Заяц отошёл от Гонфелина, оставив его стоять в одиночестве.
Сэмолюс обратился к филину.
– Это тот, кого ты видел сегодня?
Алуко поглядел на тёмную фигуру в предвечерней тени.
– Хм, может быть, скажите ему слегка повернуть голову в мою сторону, пожалуйста.
Нокко сделал это без всякой просьбы. Алуко пристально уставился на него, провозгласив.
– Да, это мог быть этот зверь. Я могу видеть краешек повязки, торчащий из-под капюшона. Да, я помню, у того зверя была повязка на голове. Я мельком заметил её, когда меня оглушили.
Очаровательная жена Нокко, Филго, громко запротестовала.
– Все мы Гонфевины вовы, как и кововь Гонф. Но мы не зводеи, мой Нокко никогда не став бы квасть у двузей или совевшать зводеяния. Это неспваведвиво, это всё неспваведвиво!
Боузи прервал её тираду.
– Попрошу Вас помолчать, мэм, нельзя вмешиваться в расследование. Так что тссс и будьте паинькой, иначе я буду вынужден вывести Вас в сад.
Нокко ласково улыбнулся жене.
– Он пвав, моя квасавица. Пведоставь это нашим вэдвовьским двузьям, они докопаются до сути.
В Большом зале услышали ругань
