фотон. О, наши миры построены из бесконечностей. А человек – движущийся островок на волнующемся безбрежном океане бесчисленных бесконечностей… Твои бесконечности, Величайший, пугают меня и из самого малого.

Роение бесконечностей – из каждого атома, как и из каждого солнца; из каждого цветка, как и из каждого созвездия, из каждого насекомого, как и из каждого существа. Из всего, что Твое, Господи, роятся бесконечности. Это – самое многочисленное и самое очевидное во всех Твоих мирах, Господи неизреченный! Разве око человеческое не пчелиная матка, к которой слетаются все бесконечности неба и земли? Разве свет не пчелиная матка, каждая птица, и каждая травинка, и каждое существо, и каждая тварь – пчелиная матка, пчелиная матка, пчелиная матка: от которых и вокруг которых роятся чудесные и дивные, страшные и величественные бесконечности? И вся материя обрушивается в какие-то неисследимые бесконечности. А люди – печальные пленники бесчисленных бесконечностей. Там же, за всеми ними, смутно виден Творец всех бесконечностей и их главная пчелиная матка: Бог всемудрый и всеблагой. Только с Ним и в Нем каждая бесконечность превращается в радость. Без Него же любая бесконечность для меня – падение, и пропасть, и смерть, и ад! Да, ад, ад, ад!

Рои бесконечностей пустил Ты среди нас, Господи! Что бы мы делали с ними, если бы Ты не был их пчелиной маткой, Ты, Иисусе Сладчайший, Иисусе Ненаглядный! От соприкосновения с Тобой каждая наша мысль и чувство утопает в бесконечном восхищении, радости и восторге. Твоей благостью, нежностью и любовью Ты каждую бесконечность превращаешь в мою радость – в мою бесконечную радость, и в мой рай – в мой бесконечный рай. И я всем своим существом чувствую и знаю, что только Тобой все бесконечности превращаются в чудесные благовестия, о Господи всех дивных бесконечностей и вечных радостей!..

На террасе атома

Ничто не необходимо так для человеческого сознания, как свет. Внешний или внутренний, все равно. Потому что в свете мы видим мир, и с его помощью осознаём все виды миров, от самого духовного до самого материального. А свет чем мы видим? – Светом. Во свете видим свет. Без света и глаз нам не поможет. Неизреченна гносеологическая ценность света; на нем в наибольшей мере основано человеческое сознание. Необходимый всякому зрению, неужели свет сам не видит?

Не удивляйтесь парадоксальности моего вопроса. Меня изумляют чудеса вселенной. Как держу я их постоянно на булавке человеческой мысли и не срываюсь в бесчисленные пропасти около нее, за ней, под ней? Как, заключенный в молекулу человеческого чувства, задыхаюсь в нем, тесном, пока созвездия пламенеют надо мной и роятся новые вселенные? Сказано мне: держись прочно на террасе атома человеческой мысли, несмотря на то, что со всех сторон дуют на тебя ураганы космических тайн. Ибо мысль человеческая мала, как атом, а вокруг нее – все непознано, все необычно, все бесконечно. О, уменьшите чудеса и укротите их, вы, невидимые чудотворцы! Удушите наше крошечное людское сознание. Человеческая душа чувствует себя под этим небом, как под развалинами многих мертвых солнц… Прислушайтесь, это нежный свет тоскует, проходя сквозь черную земную грязь.

Свет и глаза! Что связывает их? В чем их родство? Кто делает их необходимыми друг для друга? О, здесь тайна, которая превосходит все человеческие умы и все человеческие знания. Нам остаются только вопросы в царстве света, а ответы остаются, вероятно, за какими-то другими существами, выше сознанием и бесконечнее чувством. Мне кажется, что свет и глаза – это загадочные тайники каких-то божественных тайн. С их помощью мы преодолеваем пространство и время вокруг себя, а в себе – самолюбие и эгоизм. Глаза, быть может, самый сложный орган чувств, потому что скрывают, но и открывают больше всего тайн. Для того и слезы даны глазам, чтобы видеть больше тайн мира и больше печали в них. А когда человеческие слезы заливают печальные миры, тогда они начинают блистать красотой праисконной, красотой логосной, красотой божественной.

В этом тяжком и печальном мире дар слез есть самый трогательный и самый дивный дар. Плакать над печальной тайной мира дано только избранным. А через избраннейших – выплакалась вся тварь. Выплакалась омолитвенными, печальными очами святого Исаака Сирина, и святого Ефрема Сирина, и святого Симеона Нового Богослова. И через всех печальников рода человеческого. Они плакали и плачут за всю тварь, особенно за тех, которые имеют глаза, но не имеют слез. Они, эти святые сочувственники и всечувственники, чувствуют, как вся тварь стенает и мучается, вся: от первой до последней. А их нежные и жалостливые сердца – непересыхающие источники слез.

Тоска зачинается в душе от таинственности мира. И в ней – слеза. Существовать и не знать, ради чего существуешь, это праисток тоски. А то и первобытный источник слез. Иметь способность мышления и мыслить, а не знать, откуда эта способность и для чего, это другой праисточник человеческой тоски. А вершина тоски – не иметь возможности освободиться от самоощущения и самосознания. Не есть ли это некое вечное заточение? Ибо вечно мыслить и вечно чувствовать, и, несмотря на это, не быть в состоянии до конца домыслить мысль о себе и мире, не быть в состоянии до конца прочувствовать чувство себя и мира, не есть ли это тоска тоски и мука мук? От всего человек может отдохнуть, но никогда – от себя: от самоощущения и самосознания. Это соломонова усталость от существования и соломоново мучение от прозябания. Человеческий аппарат ощущений настолько сложен и запутан, что его мог сотворить только Бог. То же самое справедливо и для мыслительного аппарата человека. Нет ничего сложнее этого ни в человеке, ни в существах вокруг человека. А тем, что само по себе сложно, запутанно и таинственно, разве можно упростить и объяснить что-либо из того, что сложно, запутанно и таинственно в мирах вокруг человека? Кажется, что человеческое ощущение мира и человеческая мысль о мире еще больше усложняют мир, который и сам по себе весьма сложен и весьма загадочен.

* * *

Стези сознания человеческого покрыты мраком, а до его начала и после его завершения все только ночь к ночи и полночь к полночи. Человеческие органы чувств – как слепые часовые в мертвом карауле. Бесчисленные ночи, своими потемками, принимающими жуткие обличья фантастических привидений, пугают человеческое сознание и лихорадят человеческое чувство. Кто даст им солнце, необходимое для того, чтобы рассеять жуткие потемки и осветить таинственные миры? Бывает тоска еще большая: человек иногда ощущает землю