Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы хотел прочитать следственное дело отца. Оно ведь, наверное, где-то хранится?
— Запрос нехилый, — усмехнулся Серафим Филиппович. — Это двойной допуск нужен, с личной санкцией зампреда. Но я шестикрылый Серафим. Добуду. Заключим контракт. Если завтра до двенадцати вы позвоните и скажете, что рукопись у вас, я немедленно решаю вопрос о допуске, и послезавтра Сезам откроется. Слово чекиста.
По написании сжечь
«18.08 вскр.
По порядку.
Был адски доволен, что, кажется, решил проблему бедного фатера, возмечтавшего о литературной славе. После вчерашнего разговора на корте с Шерстюком (из сусловского аппарата) всё думал, как бы тормознуть эти чертовы мемуары о днях кровавой ежовщины. В идеологическом отделе ЦК принято решение полностью снять тему репрессий с повестки и санкционировать мягкое, но уважительное возвращение Усатого в культмассовый оборот. Никакого постановления спущено не будет, реализация на уровне устных рекомендаций. Что ж, это логично и полностью в русле нынешнего кардинального поворота. Но пока благая весть просачивается сверху вниз, не дай бог успеют напечатать. Вылезет мой Нестор-летописец со своими несвоевременными излияниями в журнале с тиражом мильон экземпляров. Старый чекист, зовут «Филипп Бляхин». Кто сынок, срисовать нетрудно. Появится у гниды Лобанова против меня еще один патрон в стволе. Дискредитация органов, яблоко от яблони.
Но ничего, писатель сделает. А фатер утешится тем, что скоро сможет достать из коробочки значок «Заслуженный работник НКВД» и гордо носить на лацкане.
Ладно. Про Лобанова.
Его маневр стал окончательно понятен. Через кадры он действовать не станет, там знают, что никакой я не еврей, смена фамилии и отчества разъяснены и проверены еще при царе Горохе. Эта сволочь просто распускает слух, что моя настоящая фамилия «Цигель», а отчество «Абрамович». Расчет на то, что у ЮВ у самого еврейский «хвост» в анкете и, если разнесется, что у него в группе консультантов еще один скрытый семит, шеф меня оттуда выведет, а на мое место возьмет Лобанова. Конечно, ЮВ ко мне относится хорошо, но рука у него не дрогнет. Сентиментальности в нем на нуле. Ну то есть как? В добрую минуту он может помянуть старое, даже слезы на глазах.
Например, позавчера — я не успел записать, времени не было. Когда стало известно, что на Политбюро принято принципиальное решение по ЧССР, ЮВ говорит мне после совещания: «Что, Бляхин, всё повторяется? Помните, как в Будапеште по дворам бегали? Ничего, теперь мы до такого доводить не станем». Попросил остаться. Душевно поговорили, повспоминали.
Подумать только. Когда меня в пятьдесят шестом прокатили с назначением в Бонн и вместо этого откомандировали в Будапешт, сраные форинты зарабатывать, я чуть в депрессию не впал. А это был blessing in disguise[8], Сима Бляхин вытянул главный лотерейный билет своей жизни. Оказался в правильном месте, в правильное время, а главное — около правильного человека. Ну и, конечно, капитально повезло, что в тот день, 31 октября 1956-го, я сопровождал посла в машине. Наш «зим» окружила толпа, сорвали флажок, начали колотить в стекло, прокололи шину, ЮВ сидит весь белый. А я не растерялся. На войне и не в такие переделки попадал. Говорю: «Главное, Юрий Владимирович, не отставайте». И попер через толпу грудью, как ледокол «Ленин». Его за руку тяну. Прорвались. Потом какими-то подворотнями пробивались. На Заграби видели столб с повешенным милиционером. В общем, есть что вспомнить.
Тогда я его за собой тянул, потом — он меня. Все знают: я — стопроцентный «человек Андропова». Но если шеф почует, что я его уязвимая точка, колебаться не станет. Чик, и поеду руководить облуправлением в Кокчетав, в лучшем случае советником посольства в Бурунди.
Пока рулил до работы, кумекал, как разобраться с Лобановым. Кажется, придумал. Бодаться с ним не хрена, он зять Мирошенки. Надо поговорить в открытую. Карты на стол. Типа: кончай под меня копать, тебе всё равно не светит, ЮВ в ГК берет только тех, кому лично доверяет. Я тебя уважаю, ты человек серьезный, но я тоже не олененок Бемби. Намекнуть, что я в курсе про его шуры-муры с женой Сташевича. Потом выкатить оферту: он завязывает трепать про мой сионизм, а я ему посодействую с долгосрочкой в хорошую капстрану. Он хоть и гнида, но не дурак. Сообразит, что со мной лучше дружить, а не ссориться. Должно сработать.
Ладно, с личным всё. Теперь про историческое. Никому не расскажешь, даже Ирке, так хоть здесь, чтоб еще раз осмыслить. Поздно уже, третий час, а завтра велено быть к восьми как штык, но после такого разве уснешь?
Итак, как это было.
Приезжаю на Площадь, сразу к ЮВ. Там только что закончился большой курултай. Выходят замы, начальники управлений. Запускают нашу ГК.
ЮВ говорит: «Сегодня была встреча лидеров СССР, ГДР, Польши, Болгарии и Венгрии. Вопрос о военной помощи чехословацким товарищам утвержден. Через 72 часа будет развернута военная операция. Задача Комитета — всестороннее обеспечение по нашей линии. И тут, дорогие товарищи консультанты, нам только начать и кончить. С руками-ногами я уже поговорил. Вы — мой мозг. Распределяем обязанности, думаем, работаем. Завтра с восьми ноль-ноль начинает функционировать Кризисный центр, как в прошлом году, во время израильской агрессии. Берите из дома смену белья, зубные щетки. Вы знаете мое отношение к алкоголю, но допинг руководство вам обеспечит». И смеется. Еще бы — настает его время. Наше время. Статус Комитета теперь ого-го как рванет. ЮВ железно станет из кандидатов членом, ну и нас всех за собой подтянет.
Мне, понятно, поручена связь с ГДР. Это самый крупный контингент после нашего, 15 тысяч человек, и дрезденское направление в первый день считается главным, оттуда до Праги ближе всего.
Стоп. Идея!
Надо дать в докладе рекомендацию: немецких товарищей к военной фазе операции не привлекать, ограничиться нашими соединениями, расположенными в ГДР. Напишу, что немецкое участие вызовет нежелательные ассоциации с 1938 годом, когда вермахт вторгся в Чехословакию. Ух ты. Сильный ход. Доклады остальных консультантов попадут только к ЮВ, а с моим, поскольку тут большая политика, он выйдет прямо на Политбюро. Не исключено, что возьмет меня с собой, в качестве эксперта. Вот это был бы прорыв. Дух захватывает. Короче, уснешь тут.
Да, отличная была придумка — записывать события дня».
Серафим Бляхин перечитал, взволнованно ероша волосы. Дневник он вел уже полгода. Каждый вечер, если была возможность, записывал самое главное.
Очень полезный ритуал.
Во-первых, структурируешь и фильтруешь.
Во-вторых, осмысляешь и анализируешь.
В-третьих, делаешь