Вот и все. Он оглянулся: вроде бы никого. И торопливо направился к двери в теплое помещение, мечтая о стакане водки. Нервы есть нервы. И трусам иногда везет.

«Ну, нет, я не трус! — подумал Голицын. — Я убил жену. И очень ловко это сделал. Нет ни доказательств, ни свидетелей… Черт, сумочка! Надо ее поднять…»

— Кхекхе… — В темноте ктото закашлялся.

Дан вздрогнул. Всетаки был свидетель! Несмотря на жуткий холод, Голицыну стало жарко. Потея от страха, он вгляделся в темноту.

— Господи, Сема, ты?!

— Решил прогуляться перед сном?

— Я? Дда… — сказал он, слегка заикаясь.

— Или жену искал?

— Нет. Не знаю. Слушай, что ты видел?

— Видел и слышал, как они ругались с Сажиным, — невозмутимо ответил Сема. — Анжелика сказала Димке, что его жена всю жизнь наставляла ему рога с тобой.

— А он что? — напряженно спросил Дан.

— За такое ведь и убить можно. За такие словато. Так, Даня?

— Дда. Ттак.

— Вот и ладненько. Советую тебе делать вид, что ты ничего не знаешь. В таком деле торопиться не следует. А я тебе помогу.

— Я не совсем понял…

— Потом поймешь. Иди к себе.

Зебриевич смотрел на него абсолютно трезвыми, жуткими, как у нападающей змеи, глазами и словно готовился впрыснуть яд. На шее у Семы был шерстяной шарф домашней вязки, на руках коричневые кожаные перчатки. Нелепый вид. ВинниПух, перепутавший в гардеробе полки. А глаза как у змеи.

— Дада, — как болванчик закивал Дан. — Я пойду к себе. А жена утром найдется…

«Надо напиться… Водки хочу… Хочу забыть обо всем…»

Зебриевич молча смотрел ему вслед, накручивая на шею размотавшийся шарф. А когда Дан скрылся из виду, Сема направился к лееру, к тому месту, откуда упала за борт Анжелика. На всякий случай, проверить. Не поднимется ли тревога? Вдруг Анжелику ктонибудь видел, когда она падала?

Но было тихо…

— Вы к кому? — преградила Алексею путь строгая секретарша. Под стать шефу, такая же рослая и непреклонная.

— Я хочу видеть Дмитрия Александровича.

Девушка смерила его взглядом с высоты своего королевского роста и с усмешкой сказала:

— Сомневаюсь, что он вас примет.

— А вы всетаки доложите.

— Дмитрий Александрович очень занят! У него с минуты на минуту начнется совещание!

— Скажите, что пришел Леонидов. Это не займет много времени.

— Ну, хорошо, — сжалилась она и скрылась за дверью кабинета, который так преданно охраняла. Кстати, на двери не было таблички. Вообще никакой. — Ждите, — шепнула, прежде чем нырнуть в кабинет, секретарша. По ее тону и жесту, которым она взялась за ручку двери, Алексей понял, что Сажин для этой девушки все.

«Умеет Дмитрий Александрович подбирать кадры», — хмыкнул он и тут услышал мело дичное:

— Войдите.

Ему приветливо улыбнулись: раз это имя открывает двери заветного кабинета, значит, мужчина стоящий. Теперь секретарша смотрела на Алексея подругому и даже стала меньше ростом, если такое возможно. Сажин сидел за столом, водя пальцем по экрану планшета и чтото там, в Инете, выискивая. Кабинет без таблички на двери был скромных размеров и какойто безликий. Ни за что не подумаешь, что здесьто и решается судьба огромной компании.

— Здравствуйте, Дмитрий Александрович! — радостно сказал Алексей. — Прекрасно выгля дите!

На Сажине был отличный темный костюм, вполне человеческий. Рубашка, кстати, не белая, а кремовая, но и этот цвет Сажину шел. Глаза у него посветлели с тех пор, как они с Алексеем виделись в последний раз. Так что кремовая рубашка — вполне.

— И тебе не хворать. Садись, — кивнул Сажин на пустое кресло.

— Сдается мне, ваша супруга опять надела подаренное вами кольцо, — сказал Алексей, присаживаясь.

— Нет.

— Почему? — искренне огорчился он.

— Я ищу для нее другое.

— Послали человечка в Алмазный фонд? Или замахнулись на бриллианты Элизабет Тейлор?

— А кто это? Впервые слышу.

— Да что вы, Дмитрий Александрович! Известнейшая американская актриса, королева Голливуда! Она играла Клеопатру. Много раз была замужем, семь или восемь, среди ее супругов встречались и очень богатые люди. Она, к сожалению, уже умерла, но осталась шикарная коллекция драгоценностей, которые стоят сумасшедших денег. Эта коллекция известна на весь мир. В Инете есть картинки. Вы бы взглянули, — кивнул Алексей на планшет.

— А чего столько раз разводилась? — нахмурился Сажин.

— Так ведь актриса! — развел руками Алексей.

— Не понимаю. Цацки хоть стоящие?

— Неплохие.

— Ладно, глянем.

— Если вы построите еще парочку торговых центров и сдадите их в аренду, на колечко для Дарьи Витальевны вам, пожалуй, хватит.

— Хамишь, — погрозил ему пальцем Сажин. — С чем пришел?

— Я знаю, что Голицын убил свою жену.

— А я думал, она сама свалилась за борт, по пьяни.

— Нет. Он ее столкнул.

— Точно?

— На сто процентов.

— Ну и что?

— В моей жизни случалось, что я отпускал убийцу, и не раз. Бывает, что жертва совсем не вызывает симпатий, а убийца — напротив. Разные бывают обстоятельства. Есть люди, которых не жалко. Анжелику Голицыну тоже не жалко, — вздохнул Алексей. — Никчемная бабенка, характер дерьмо, плохая мать, плохая жена. Спустить бы это дело на тормозах. Умерла и умерла. Плакать о ней никто не станет. Разве что сын…

— Он тоже не станет.

— А внуков у нее нет. Да и бабушка из нее была бы такая же плохая. Но и Голицын не вызывает у меня симпатии. Мало того, я хочу, чтобы он получил срок.

— И в чем проблема? — тяжело посмотрел на него Сажин.

— У меня нет доказательств. Ни единого.

— И ты пришел ко мне. Понимаю.

— Вы можете заставить его прийти с повинной.

— Интересно, как, — усмехнулся Сажин.

— Бросьте, Дмитрий Александрович! Вы всю жизнь дергали эту марионетку за ниточки, на которых она висела. Не настал ли момент обрезать эти веревки?

— Ну, допустим. Зачем мне это надо?

— Вы ведь наказали Зебриевича. А как же Голицын?

— Даньке и так досталось. Он все потерял.

— Ошибаетесь. Теперь, после смерти жены, он получит огромную страховку.

Сажин задумался. В кабинет робко заглянула секретарша.