– Вот несчастье так несчастье, – вздохнул Клайв. – Прямо одно за другим…

– Но тебе ни о чем не надо беспокоиться, – продолжала Глория. – Мы все уладим, и у тебя будет все, что тебе только нужно. Мы с Клайвом полностью в твоем распоряжении. – Тут Глория притянула к себе безвольное тело Мелоди и поцеловала ее в плечо.

Она впервые поцеловала Мелоди. Девочка с самой первой ночи в этом доме втайне надеялась на то, что та ее поцелует. Ей действительно хотелось, чтобы Глория крепко обняла ее перед сном и прижалась губами к щеке, как это делала тетушка Сьюзи, или как Кен, или как мама в редкие моменты просветления духа. Однако этот поцелуй в плечо ей показался странно неприятным, и Мелоди выгнулась, отстраняясь от Глории.

– Да, мы все утрясем и уладим, – подтвердил Клайв.

– Можем мы сейчас для тебя что-нибудь сделать? – спросила Глория. – Может, ты хочешь кому-нибудь позвонить? Поговорить с кем-то?

Мелоди молча катала между ладонями кошачий мячик, неподвижно глядя сквозь окно на противоположной стене. Сильный ветер колыхал верхушки деревьев. Мимо пролетел какой-то мелкий мусор. Кто-то в доме напротив занимался уборкой.

Мелоди посмотрела на игрушку и подумала о Пусси – о коте, которого она ни разу не видела, и представила, как он лежит, размозженный, под ужасными колесами междугороднего автобуса «National Express». Потом представила перепуганные лица пассажиров этого самого автобуса, которые ехали из Кентербери, чтобы где-то приятно отдохнуть, а теперь глядели на рыжее и жирное, раздавленное в тюрю, мохнатое тело. А потом представила автостраду у Лос-Анджелеса, услышала визг тормозов, грохот корежащегося металла, увидела лицо своего отца, расплющенное о потрескавшееся лобовое стекло, – и тут же почувствовала все ту же жгучесть в животе, это уже знакомое ощущение «крапивки». И тогда она вдруг обнаружила в своем сознании небольшое укромное местечко, этакую потайную коробочку, о существовании которой даже не подозревала – словно маленькую банковскую ячейку, – и подумала, что это самое подходящее место для ужасающего образа отца, погибшего на скоростном шоссе. Мелоди вложила это воспоминание в коробочку и задвинула поглубже в недра памяти. И стоило ей это сделать – как едкая горечь в животе мигом рассосалась.

– Мелоди, – услышала она призывы Глории, – Мелоди, прошу тебя, скажи хоть что-нибудь!

Но Мелоди не хотела сейчас ничего говорить. Что-либо сказать для нее сейчас было все равно что сунуть пальцы в электрическую розетку или в пышущее пламя. А потому она держала рот на замке. Так ей было лучше. Так она чувствовала себя спокойнее, осторожнее и сильнее. Слова все только засоряли. Вот мысли, поняла она теперь, были куда более совершенны. Мысли можно было сложить в коробочки и убрать подальше. А слова были слишком открыты, слишком непосредственны. Слова существовали для слабоумных.

Она встала с дивана и вышла из гостиной. Медленно и тяжело поднялась по лестнице к своей спальне. Мелоди просидела там весь оставшийся день, все находя у себя в сознании новые пустые ячейки и раскладывая по ним все то, о чем она не хотела никогда больше думать, и покинула комнату лишь тогда, когда на улице стало совсем темно, а живот так урчал от голода, что изрядно пригоревший бисквит «Виктория», оставленный на кухонном столе, показался ей вполне даже аппетитным.

2006 год

– У тебя тут чуть ли не сотня сообщений! – крикнул ей Эд из гостиной, где он менял шипы на своих футбольных бутсах.

Мелоди, только что принявшая душ, хорошенько обернулась полотенцем и прошлепала босиком на кухню, к заряжавшемуся телефону.

Новых сообщений оказалось четыре. Первый был от Бена. Мелоди сразу же открыла послание, предполагая, что тот решил отменить их свидание, однако это было не так.

«Ты говорила, у твоего сына на следующей неделе день рождения? Дай мне знать, у меня есть одна задумка… Б.»

Мелоди сперва поморщилась, потом улыбнулась. Как он вообще это запомнил?! Вновь улыбнувшись, написала ответ: «Какая у тебя память! Я впечатлена. Да, в среду ему будет 18. А что за задумка? Я волнуюсь…»

Нажав «отправить», Мелоди посмотрела, какие еще есть сообщения. Все они были отправлены MMS с одного и того же, неизвестного ей номера. Она взяла телефон с собой в спальню и быстренько надела нижнее белье. Потом села на край кровати и один за другим открыла присланные сообщения. Они оказались от Эмили, причем под каждым было приписано: «Вот доказательство, что ты у нас была!»

Все три были фотографии – маленькие и зернистые, – являвшие взору маленькую девочку и совсем еще младенца, которые сидели на паркетном полу с разложенными между ними большущими и яркими деталями пазла и темными серьезными глазами глядели прямо в объектив.

Мелоди сразу же позвонила сестре.

– Бог ты мой! Ведь это же мы! – задыхаясь от волнения, воскликнула она.

– Да, я знаю! – вскричала в ответ Эмили. – Мне их мама прислала прошлой ночью по электронной почте. Ну скажи, они такие славные!

– Мне очень нравятся! – ответила Мелоди. – Честное слово! Раньше у меня была… – Она осеклась, неожиданно засомневавшись в достоверности того, что собиралась сейчас сказать. Но потом совершенно ясно увидела перед мысленным взором потускневший поляроидный снимок с истончившимися краями. – У меня раньше была наша с тобой фотография, – продолжала Мелоди, теперь уже уверенная, что именно так оно и было. – Ты сидела там в высоком стульчике, а я стояла рядом, и за спиной у нас цвели апельсины. Я про это забыла, но теперь четко вспомнила. Это была одна из самых ценных моих вещей. И подозреваю, – продолжала она, уже ощущая набухающий в горле едкий комок обиды, – что он, наверное, пропал во время пожара, сгорел вместе со всем прочим.

«Что это за “прочее”?» – тут же задумалась она. Что еще унес тот беспощадный огонь, в корне изменивший ее жизнь? Что еще она тогда потеряла? Какие ключи к своему детству, к самой себе?

Через пару секунд после ее разговора с сестрой пришло сообщение от Бена:

«Не волнуйся. А еще, в преддверии понедельника, могу прислать тебе свою фотку, дабы напомнить, как вообще я выгляжу».

Улыбнувшись, Мелоди набрала: «Без надобности. Толстый, лысый и неказистый коротышка. Верно?»

Через мгновение он ответил двумя смайликами: подмигиванием и поцелуем.

Мелоди еще какое-то время посидела на кровати в белье, крепко прижав к щеке мобильник. Душа ее пылала какой-то неизвестной прежде радостью.

Наутро Мелоди решила сбежать от очередного хмурого, досадно непогожего лондонского дня и села на поезд до Фолкстона, где над морскими курортами графства Кент радостно сияло солнце.

Грейс жила в квартире на третьем этаже немного обшарпанного уже здания пятидесятых годов, в двух улицах от моря. Архитектор дома решил, что отсутствие морского вида из окна вполне можно компенсировать созерцанием фасадов других зданий с неуклюжими балконами и огромными венецианскими окнами, которые с оптимизмом смотрели в неприглядные тылы выстроенных сплошной лентой георгианских домов.