Жан Ги воспринимал это так, что теперь он принадлежит не к одному конкретному отделу, а ко всем сразу. Будучи реалистом, он понимал, что такое его восприятие не разделяет больше никто в Квебекской полиции. Включая и Гамаша.

Но пока Лакост не выкинула его пинком под зад, он оставался. И помогал. Хотела этого Лакост или нет.

Так он застолбил для себя эту территорию и обосновался на ней.

В отсутствие вай-фая его ноутбук был подключен к Интернету напрямую. На шпиле церквушки закрепили спутниковую тарелку, и сигнал благодаря технарям Квебекской полиции проходил неплохо.

Не в состоянии больше сидеть и ждать, Бовуар положил очки на стол, встал и принялся расхаживать по комнате. Думать, думать.

Он ходил, сцепив руки за спиной. И с каждым шагом его голова чуть покачивалась. Медитация на ходу. Впрочем, Бовуар отверг бы такое описание, как бы точно оно ни передавало его состояние.

В убийстве Кэти Эванс было много непонятного. Кобрадор. Мотив. Исчезновение убийцы.

Убил ли ее кобрадор, или он тоже стал жертвой? Остается ли убийца все еще в деревне? Попивает пиво и горячий шоколад у весело потрескивающего огонька в камине. Сидит в тепле, совершив задуманное.

Таковы были главные вопросы, но, чтобы добраться до ответов, сначала предстояло раскидать гору вопросов более мелких.

Например, что случилось с битой?

Жан Ги до сих пор подозревал, что мадам Гамаш, пережив понятное потрясение, не заметила орудия убийства.

В кладовой было темно. А обнаруженное тело, вероятно, отвлекло внимание Рейн-Мари от всего остального.

Такое объяснение представлялось ему гораздо более убедительным, чем предположение, будто орудие убийство исчезло, а потом снова появилось, после того как тело было найдено.

Рациональный ум Бовуара, всегда контролирующий ситуацию, говорил ему, что это просто нелепо.

Но его чутье, которое росло и доставляло Жану Ги некоторое беспокойство, ставило перед ним вопросы.

По своему опыту он знал, что Рейн-Мари Гамаш, работавшая главным архивистом в библиотеке Национального архива Квебека, почти ничего не упускала из виду. Она отличалась спокойствием. Проницательностью. И была достаточно добра для того, чтобы держать при себе большую часть из того, что замечала.

Его чутье говорило ему, что, если бита находилась в кладовке, мадам Гамаш заметила бы ее.

Между его рациональностью и интуицией возник барьер. Ком в его горле.

Бовуар перестал кружить по комнате и подошел к кладовке. Остановился перед полицейской лентой и уставился в маленькое темное помещение.

Почему убийца, если он забрал биту с собой, просто не расколол ее и не сжег? В городе это ему вряд ли удалось бы. Но в деревне? Во всех домах камины. У большинства дровяные плиты. За считаные минуты орудие убийства превратилось бы в пепел.

Зачем возвращать его на место?

– О чем ты думаешь?

Жан Ги чуть не подскочил на месте.

– Черт побери, Изабель. – Он схватился за сердце и сердито нахмурился. – Ты меня чуть не убила.

– Я всегда тебе говорила, – сказала она, придвинувшись ближе к нему, чтобы никто не услышал, – что слова хуже пуль.

Бовуар, который не имел ни малейших намерений быть убитым словом, пусть даже самым доброжелательным, недовольно посмотрел на нее:

– Я спросил сестру мадам Эванс про кобрадора. Она впервые услышала это слово.

– Мне кажется, в эпицентре всех событий – Матео Биссонетт. Он единственный из приехавших сюда знал про кобрадора. Без Биссонетта этот человек так и остался бы шутом в старом костюме на Хеллоуин. Дарт Вейдер на деревенском лугу.

– И все же я не понимаю, – сказал Бовуар. – Какой убийца – про персонажей комиксов мы не говорим – станет напяливать на себя маскарадный костюм и расхаживать на виду у всех? У всех! – подчеркнул он. – Привлекать к себе внимание. Чтобы потом убить человека?

– Но именно это он и сделал, – сказала Лакост. – Разве что этот кобрадор не имеет никакого отношения к убийству.

– На что ты намекаешь?

– Что, если он появился здесь, чтобы помучить кого-то другого? Он ведь брал на себя роль совести, верно? Не убийцы. Однако кто-то увидел в этом шанс для убийства Кэти Эванс…

– И возможность списать вину на кобрадора, – подхватил Бовуар. – Но это означает, что человек, на котором был костюм, тоже мертв.

– Мертв или испугался и убежал, – сказала Лакост. – Понимая, что обвинят его.

– Или убьют. Когда будут известны лабораторные данные по костюму?

– Я поставила отметку срочности, но его привезли в лабораторию всего часа два назад.

Бовуар кивнул. Они взяли пробы ДНК у всех, с кем говорили, и никто не отказался. Эти сведения о многом могли рассказать. Или ни о чем. Но Бовуара больше всего интересовало, кто носил костюм до того, как его надели на мадам Эванс. Хотя этот человек, возможно, давно исчез из деревни, а может, вообще с лица земли.

– Я просматривала протоколы допросов, проведенных нашими ребятами сегодня, – сказала Лакост. – Ничего полезного. Большинство жителей ее даже не знали, а те, кто знал, как Леа Ру и Матео Биссонетта, не знают ничего такого, что она могла бы скрывать.

– Они вполне могут лгать, – заметил Бовуар.

– Да что ты? – притворно изумилась Лакост. – Ее сестра рассказала тебе об аборте, но я не вижу, как это может быть связано с убийством. А ты?

– Сумасшедших много, – сказал Бовуар. – Но нет. Пока мы не нашли в ее прошлом никакого поступка, который мог бы привлечь кобрадора.

– Значит, он пришел не по ее душу, – повторила свою мысль Лакост. – Его целью был кто-то другой. В деревне есть новые люди. Антон Лебрен. Мойщик посуды в бистро. И Жаклин Марку.

– Работает в пекарне, – добавил Бовуар.

Изабель не удивилась тому, что человек с растущей «интуицией» знает женщину, которая печет эклеры.

– Насколько нам известно, перед приездом сюда они работали вместе. В семье.

– Как же они оказались один мойщиком посуды, а другая – помощницей пекаря? Их уволили?

– Семья переехала, – пояснила Лакост, просматривая записки. – Занятно то, что и Антон, и Жаклин отказались назвать своего прежнего нанимателя. Говорят, подписывали соглашение о конфиденциальности и не могут его нарушить. Опасаются судебного преследования. Мне пришлось надавить на них, сказать, что расследование убийства имеет приоритет над соглашением о конфиденциальности. И к тому же я у них не спрашиваю, из чего состоял обед их нанимателей и с кем они спали. Мне просто нужны их имена для подтверждения сказанного.

– Не хотели называть? – переспросил Бовуар. – Похоже, тут не столько опасение нарушить соглашение, сколько реальный страх. Их запугали. И что это за семья?