Он не знал, как положено объявлять одну из аиллуа клана Главной, но почувствовал, что поступает правильно: в их крошечном клане, состоящем из троих взрослых и — если Уаларэ права — четырех уолле, — должны были быть и Великий Вождь, и Главная женщина.

И он так же хорошо понимал, что Аолли на роль Главной не годится.

5

Поутру за Уаилларом пришли: один из двух уолле, отиравшихся при Старом и уолле-вожде, тот, что помельче и с жёлтыми длинными вихрами на голове.

Он знаками дал понять, что воину аиллуо следует идти за ним, причём быстро.

Уаиллар нацепил на себя всё, что могло поместиться — на всякий случай — и пошёл за уолле, вынужденно поспешая, поскольку малолеток почти бежал. Воин уговаривал себя, что это не роняет его чести, так как посыльный явно не мог знать обычаев аиллуэ.

Они оказались на широкой площади, которую для себя Уаиллар обозначил как подобие алларэ круглокожих. Площадь была полна круглоухих, а посреди её на возвышении находилось нечто, более всего похожее на пыточный столб. Воин аиллуо был поражён: неужели круглоухие и высокий обычай пытки пленных знают? До сих пор он не сталкивался ни с чем подобным.

Уолле провёл его к ещё одному возвышению, где находились знакомые ему круглоухие: уолле-вождь, Старый, другие, которых Уаиллар знал по первому аиллоу многокожих, и ещё другие, которых он не знал вовсе.

Старый кивнул, показывая Уаиллару, что ждёт его на помосте. Удивительно, как быстро они начали понимать друг друга, даже не пользуясь словами ни на том, ни на другом языке.

«И мы считали многокожих полуживотными?» — в который раз подумал Уаиллар, поднимаясь на помост.

Стоявший там в заднем ряду воин-калека что-то начал объяснять, однако понять его было очень трудно: ему не хватало ни запаса слов, ни гибкости гортани, чтобы правильно произнести многие из них. Всё, что Уаиллар понял — уолле-вождь собирается провести какую-то церемонию, в которой нужно участие аиллуо.

Нужно — так нужно. Старый зря не позовёт.

Уаиллар встал, где показал воин-калека, и принял позу, в которой можно было стоять долго. Сидящий в центре помоста на кресле, слишком огромном для него, вытянув больную ногу на подставку, уолле-вождь что-то говорил. Потом что-то говорили другие, стоящие на помосте. Старый молчал, держась за правым плечом уолле-вождя.

Тут уолле-вождь заговорил снова — и вдруг вытянул руку в сторону Уаиллара, указывая на него. Взгляды всех на площади скрестились на воине аиллуо.

Тот не понял, что это значит, но на всякий случай приосанился, чтобы не уронить чести.

Тем временем речи кончились, и круглоухие не-воины принялись возиться вокруг пыточного столба — или что это было у многокожих? Понять, что и зачем они делают, было невозможно.

Наконец, возня закончилась, уолле-вождь встал и заговорил снова. Из его слов Уаиллар понял только, что кого-то ожидает смерть.

Пользуясь паузой, он спросил воина-калеку, что это было, когда говорили про него. Ответ был невнятен, но раза с третьего Уаиллар, к своему изумлению, выяснил, что уолле-вождь сделал его Верховным Вождём всех аиллуо, живущих в Великом Лесу.

Как можно было назначить Верховного Вождя тому, кто не из Великого Леса, тому, кого не знают Великие Вожди кланов, тому, кто сам не Великий Вождь — Уаиллар не понял, но оценил наглость уолле, распоряжавшегося тем, что ему не было подвластно — видимо, для того, чтобы произвести впечатление на круглоухих, которые собрались на площади.

— Что это значит для меня? — Спросил он у воина-калеки.

Тот, как ни странно, понял вопрос и ответил:

— Теперь все знают, что ты, — тут было слово, которое Уаиллар слышал, но не знал точного значения. Похоже, что-то вроде «свой из ближних[38]», — и неприкосновенен.

Воин аиллуо про себя изумился, потому что никто и так не пытался на него нападать, но принял это к сведению.

6

Меж тем на площадь выкатили, раздвинув толпу, грязноватую телегу, на которой стояла собранная из мёртвых кусков дерева клетка, похожая на ту, в которой держали когда-то Аолли. В клетке, привалившись спиной к одной из её решётчатых стенок, находился довольно толстый круглоухий, одетый поверх своей кожи всего ещё в одну, закрывавшую всё его тело. Странно было, что круглоухого этого привезли на площадь избитого и прошедшего пытки — если многокожие собирались поставить его к столбу, то надо было поддерживать в нём силы и здоровье, чтобы он не сомлел слишком быстро, в чём нет чести.

Круглоухого вытащили из клетки. Уаиллар расстроился: тот и тридцати ударов сердца не способен был выдержать у столба, кто ж так готовит воина для пыток?

Впрочем, похоже, это и не был воин.

Дальнейшее было ещё более странным, и воин аиллуо совсем перестал понимать смысл того, что происходит. Несчастного поставили стоймя, держа с двух сторон, и какой-то многокожий в ярко-белом, закрывавшим всё тело, одеянии стал с ним о чём-то говорить, причём было видно, что он притворяется, что подлежащего пыткам жалеет и ему сочувствует. Закончив говорить, многокожий в белом выудил откуда-то из-под верхней своей кожи малую коробочку, сплетённую руками из мёртвой коры, достал оттуда горсть песка и высыпал убогому на голову.

После чего пытаемого подтащили поближе к столбу, но привязывать не стали, а опустили с перекладины над столбом верёвку с петлёй, накинули петлю на шею, после чего стоявший у столба невооружённый круглоухий крупного телосложения, на голове у которого надет был колпак, резким, сильным движением потянул верёвку, приседая на корточки.

Пытаемый подлетел вверх, хватаясь за петлю, подёргался какое-то время и обмяк.

И это всё?

И это зачем?

Ему даже не дали возможность показать, как он способен встретить смерть.

Уаиллар был очень разочарован. Обычаи многокожих снова оказались для него непонятными, чужими и чуждыми.

А он уже, было, начал примеривать их к себе. Но, видно, всё-таки не ровня многокожие и аиллуо, не воины многокожие, нет, не воины.

1

Пошёл четвёртый день, как они в Фианго. За это время произошла целая уйма событий. Во-первых, казнили маркотриаса Айали. Дорант был склонен отговорить Йорре от утверждения приговора: сходу во врагах оказывался целый клан, причём Айали было в Марке много, они держали под собой некоторые важные города и занятия, включая торговлю (повешенный маркотриас был вообще главным в здешней Гильдии — теперь ещё непонятно, как с ней строить отношения), так что вреда от казни было много. Гильдмайстер же очень настаивал, видимо, было между ними что-то личное. Доранту все-таки, наверное, удалось бы убедить Императора, но сам предмет спора повёл себя как полный идиот, устроив скандал, в ходе которого умудрился несколько раз произнести в адрес лично Его Величества серьёзные оскорбления. После этого дорога ему была только в петлю, какими бы ни были его связи.